Потом Маслоу ещё долгое время говорил об Изабелле, мимоходом кладя в рот дольки ананаса, а я смотрел на него со слабой улыбкой, делая вид, что участвую в разговоре. Мыслями я был очень далеко – примерно в районе Лос-Анджелеса.
От мыслей, заглушающих голос Джеймса, я опомнился только тогда, когда друг замолчал. Я вздрогнул и огляделся по сторонам. Ловелас в отставке сидел, согнув одну ногу в колене и подняв голову к небу. Он задумчиво смотрел на звёздное небо и загадочно улыбался.
– Вон созвездие Дракона, – сказал он, указав пальцем куда-то ввысь. – А чуть ниже – Малая Медведица.
– Не знал, что ты так ориентируешься на ночном небе.
– Меня Изабелла научила, – улыбнулся друг, – нам часто приходилось вместе созерцать ночное небо. Тем более, здесь нет ничего сложного.
Я промолчал. Маслоу повернул голову и на какое-то время задержал на мне свой улыбающийся взгляд.
– Что? – не понял я, зачем-то оглянувшись.
– Не знаю, – пожал плечами он. – Просто интересно, о чём ты думаешь.
Я безотрадно вздохнул вместо ответа, и Джеймс, бросив взгляд на окно спальни, в котором горел свет, сказал:
– Я видел, что стало с твоим телефоном. На всякий случай я собрал разлетевшиеся детали и положил их всех в пустую тарелку из-под фруктов.
– Спасибо.
– А чем тебе телефон не угодил? – с еле слышной усмешкой спросил Маслоу.
Я опустил взгляд, возвращаясь к ненадолго оставившим меня мыслям, и тихо ответил:
– Я плохо помню, что творилось со мной в ту минуту. Просто… просто все мои мысли были сосредоточены на одном, и её звонок… он просто вывел меня из себя. Я не знаю.
Глаза Джеймса округлились, он ещё раз посмотрел на окно спальни и полушёпотом спросил:
– Эвелин звонила?
– Да.
– О боже! – воскликнул друг, прижав ладонь ко лбу. – И ты просто… не ответил?
– Я так жалею, – дрожащим голосом проговорил я, глядя куда-то вдаль. – Кто бы знал, как мне хотелось бы вернуться на пару часов назад и всё исправить…
Маслоу ничего не говорил и сидел, отрешённо уставившись на свои сложенные замком руки.
– Как думаешь, зачем она звонила? – спросил меня ловелас в отставке.
– У меня даже предположений нет. Но теперь мне кажется, что она хотела сказать что-то очень важное.
– Например?
– Я не знаю, – в отчаянии замотал головой я. – Я не знаю, не знаю, не знаю! Случилось что-то очень важное! Я должен был ответить, я был нужен ей, был нужен! А я, как обычно, думал только о себе. Какое я ничтожество!
– Не надо так, ничего не случилось, – поспешил утешить меня Джеймс. – Она, возможно, просто соскучилась. Только и всего.
«Что ты можешь знать? – гневно подумал я. – Что-то случилось! Случилось что-то очень важное! Что-то происходит!»
– Держи. – Маслоу протянул мне свой мобильный, и я, удивлённо взглянув на него, взял телефон в руку. – Перезвони ей.
Я не знал, насколько хороша была эта идея, и совершенно не знал, что мне нужно было сказать Эвелин, но я был уверен, что просто должен узнать, как она. Мы с ней так долго не виделись, так долго не разговаривали, что я чувствовал себя совершенно посторонним в её жизни. Но мне очень важно было знать, что с ней всё в порядке.
Руки мои дрожали от волнения. Я принялся набирать первые цифры её номера, как вдруг остановился.
– В чём дело? – нетерпеливо спросил Джеймс.
Я поднял на него глаза и тихо сказал:
– Я не помню.
– Что?
– Я не помню номера её телефона! – вдруг закричал я и швырнул другу его мобильный. – Не помню! Вот что!
Джеймс растерянно смотрел на свой телефон и на цифры, которые я набрал.
– Не может быть такого… – проговорил он, стараясь в чём-то убедить меня и себя самого, – это просто нервное… Попытайся ещё, ты всё вспомнишь…
– Бесполезно, – ответил я, устремив мрачный взгляд в сторону океана. – Я никогда не знал номер её мобильного наизусть.
– Но твой телефон ещё можно собрать… Давай соберём его и посмотрим номер Эвелин, а потом…
– Не надо. Нехорошая это идея.
– Что ты несёшь? – нахмурившись, спросил Маслоу. – Ты слышишь вообще себя?
– Я не хочу снова врываться в её жизнь, Джеймс, – проговорил я, – и менее всего мне хочется быть рядом с ней и осознавать, что я… не нужен ей…
– А зачем же она звонила тебе, дурень?
– Я так и думал, что ты не поймёшь. Понимаешь, я лучше я буду здесь, за сотни километров от неё, лучше я буду страдать и мучиться один, чем там, рядом с ней. Мне легче одному. Я даже думать не могу о том, чтобы находиться рядом с ней и не… д-дрожать от восторга.
– То есть твоя любовь заставляет тебя страдать? – уточнил друг.
– Страдать? Да, кажется, это верное слово.
– А если бы у тебя была возможность прожить свою жизнь заново, что бы ты выбрал: любить её или не любить?
Я отвёл взгляд и вспомнил слова Кендалла об эгоизме моей любви к Эвелин, о том, что я люблю лишь затем, чтобы получить те же чувства в ответ. Теперь, после стольких дней прозябания в одиночестве, я чётко осознавал, что значили для меня эти необъяснимые чувства. Что именно это было? Я не знаю. Но эти чувства являлись для меня своеобразной осью, на которой держалась вся моя жизнь, вся. Я просыпался с мыслями об Эвелин, с этими же мыслями занимался своими повседневными делами и засыпал, думая только о ней. Нет, я не подразумевал взаимности, не хотел всецело принадлежать Эвелин. Я думал лишь о том, что она есть, что есть моя любовь к ней, и именно эта мысль поддерживала моё существование, именно она спасала меня от других уничтожающих мыслей. Мы с Эвелин не были вместе, но я отчётливо понимал: со смертью моих о ней воспоминаний умру и я сам.
– Любить, – с абсолютной уверенностью ответил я.
– Любить? – шёпотом переспросил Джеймс. – Но ты ведь страдаешь и…
– Я думаю, эти страдания нисколько не умаляют прелести этого чувства. И, в общем-то, я бы не так страдал, если бы…
– Если бы не Дианна, – вполголоса договорил за меня друг, опасаясь, что моя девушка может нас услышать. – Я знаю. Это на самом деле мучает.
Теперь мои мысли переключились на Дианну, и я посмотрел на окно нашей с ней спальни, воображая, чем она сейчас может заниматься, о чём она думает.
– Она сильно расстроилась после моей выходки за ужином? – спросил я Джеймса.
– Они с Изабеллой обе расстроились. Не бери в голову, должно быть, они уже успокоились.
Я улыбнулся и сказал:
– Напугали же мы их.
Маслоу засмеялся.
– Да, есть такое. Зато будет, что вспомнить потом.
– Да уж, – сморщил нос я, – не хотелось бы, что моим самым ярким воспоминанием о Мексике стала сегодняшняя ночь.
Потом, ещё немного поговорив с Джеймсом, я поднялся в нашу с Дианной спальню, всем сердцем не желая встретиться лицом к лицу с Изабеллой. Эмоции, которые руководствовались мной последние несколько часов, наконец меня оставили, а один только вид Изабеллы мог вызвать у меня новую вспышку бешеной злости. К счастью, до спальни я добрался в одиночестве, и никто мне на пути не встретился.
Дианна сидела у окна, вытянув сломанную ногу на кровать и положив её сразу на две подушки. Увидев меня, она слабо улыбнулась, и я сделал то же в ответ. После событий сегодняшнего дня я чувствовал душевную усталость, и теперь мне хотелось обрести физическое утешение в объятиях Дианны. Я подошёл к ней и, присев перед ней на одно колено, обнял её за талию.
– Почему не спишь? – спросил я, чувствуя перед Дианной какую-то вину.
– Жду, пока начнёт действовать лекарство, – ответила моя девушка, положив руку мне на затылок. – Я приняла жаропонижающее.
– Температура?
Она молча кивнула, и я заботливо поцеловал Дианну в лоб. Настроение девушки было непонятным, и я не знал, злилась она на меня из-за моего сегодняшнего поведения или нет.
– Как ты себя чувствуешь? – снова заговорил я.
– Хорошо, – односторонне ответила Дианна и улыбнулась. – Всё хорошо.
Вздохнув, я поднялся на ноги и сел на кровать, напротив собеседницы.