Доминик так хотел получить свой чёртов поцелуй, когда едва нашёл силы обернуться у двери, когда Мэттью доводил себя до финиша, и только богу известно, что он видел, когда смотрел на Доминика, бессильного и упавшего на дверь.
Поцелуй был только в его воображении. Мэттью прижал его к себе за плечи и закрасил мелом все эти паршивые ощущения.
Всё это делалось для того, чтобы Доминик не обжигался идеей чего-то нормального, как у других людей, но мистер Беллами так и не понял, что его молодой человек уже давно пылал в этом огне, пытаясь сгореть заживо.
Поэтому Доминик сделал то же самое.
– Если это не предложение выпить, то остальное весьма малозначительно, – сказал Доминик. Плохие отношения? Так тому и быть.
– И то правда, – Мэттью почесал нос, склонив голову, да так и застыл, глядя на пол.
Возможно, он ещё пожалеет об отвергнутой попытке открыться. Доминик разлил вино по бокалам и приоткрыл окно, краем глаза наблюдая, как мистер Беллами совершает нехитрую гигиеническую процедуру.
Желание отодвинуть его на то же место, которое он сам для себя обозначил ещё месяц назад, выедало в груди целую пещеру, но Доминик вовремя остановил себя. Прошлый опыт достаточно показал ему, что противодействие – самый верный способ борьбы. И вот он, кусок идиота, думал, что всякой борьбе пришёл конец.
Доминик больше не мог думать о мистере Беллами, как бы ему того ни хотелось. Мэттью смотрел ему в глаза, вытирая его живот влажным полотенцем. Как он мог быть таким? Как он смел?
– Подумайте обо мне, как о коте, – Доминик вручил ему бокал.
Мэттью ограничился движением брови. Наверняка, его чёртов ум уже породил тысячу уморительных хохм в ответ.
– Его можно игнорировать, даже заботясь о нём. Его можно терпеть, когда он требует чего-то, исходя из мгновенных потребностей, – Доминик отпил вино, уловив себя на том, что он начинал наслаждаться вкусовыми качествами. – Но ему нужна… доза любви?
– Любви? – хмыкнул Мэттью, пряча улыбку в бокале. Он отвернулся и отпил вина. – Я нихуяшеньки не понял.
Доминик улыбнулся и уставился на него.
– Почесать или ушки почистить?
Самое смешное – он и правда не понимал простых вещей.
Доминик обнял его за плечи и поцеловал под ухом.
– Если неделю без секса нельзя восполнить тем, что только что произошло, то я… о, – сказал он, прерванный поцелуем. Он целовался как малолетка, не через силу, но явно чего-то не понимая.
Ещё одну вещь, которую нужно было знать о мистере Беллами, Доминик не выдал бы и под страхом акта сожжения в клетке на льду. Мистер Беллами мог не понимать, что ему надо, пока кто-то не сделает это для него.
У этого мистера Беллами испортилось бы настроение, знай он, что Доминик тайком воображает себя знатоком особо тёмных материй (души некоторых докторов наук). Все эти псевдо-психологи, которые норовят влезть в душу, разворошить там всё и уйти.
– Целоваться. Как будто мы на чердаке.
– Я говорил, что я не романтик.
– Этот не романтик завтра будет истекать радужной слюной, глядя на взрослого мужика с семьёй и детьми, который подойдёт к другому мужику и поцелует его в щёчку.
– Touche. Вообще-то, – сказал Мэттью, начиная искать что-то в куче вещей, которые Доминик скинул в одно место, – за это видео я бы выпил.
– Значит, никакого музея Гарри Поттера?
Мэттью склонил голову и уставился на него со скепсисом.
– Как не стыдно, – вздохнул Доминик. – А может, поищем их где-нибудь у отеля? Или сам отель? Чем там ещё занимаются фанаты… я добавлял это в избранное.
– Клянусь, если вы не шутите, я вырублю вас бутылкой и утоплю в писсуаре.
– Самое страшное, – Доминик с радостным восклицанием извлёк из-под подушки телефон, – я не шучу.
– Всё-таки с котами куда проще, – сказал Мэттью себе под нос, что-то выискивая в ноутбуке. – Они не умеют разговаривать.
На его счастье, через полчаса небо Лондона разразилось грозой, и Доминик поёжился, кутаясь в джемпер Беллами. Он глянул на часы. На самом деле, ему было бы интересно повалять дурака, ведь он никогда не любил что-то так сильно, чтобы и в огонь, и в лондонский ливень, но мочить единственные кеды ему было не по душе.
– Ровно двадцать четыре часа до снисхожденья божьего, – загробным голосом прогудел он.
– Вообще-то, – спустя пару секунд возразил Мэттью, – двадцать шесть часов и тридцать три минуты. И это не учитывая опоздания при выходе на сцену.
– Вы какой-то неправильный фанат, – сказал Доминик, завалившись рядом с сидящим по-турецки перед ноутбуком Беллами.
Когда он поднял глаза через тяжёлую минуту молчания, то встретился с широко раскрытыми голубыми глазами.
– Равнодушие – мой единственный способ не сойти с ума в предвкушении того, что я увижу и услышу, – сказал он так, будто пытался внушить что-то жизненно важное. Доминик впервые видел мистера Беллами… в восторге? Ещё миг, и выражение растаяло, уступив место обычной расслабленной маске. – Ради этого дня я обрёк себя на каждодневные страдания в вашей компании.
Доминик рассмеялся в сгиб локтя, устроившись на животе поудобнее.
– Если я когда-нибудь захочу выйти за вас замуж, мне придётся попросить Мартина Гора сделать вам предложение от моего лица.
– Теперь я спокоен. Как хорошо знать, что это никогда не случится, – Мэттью веселился от души. – Я умру раньше, чем вы заработаете столько денег.
– Я самого дьявола достану, если чего-то хочу, – Доминик приподнялся на локте и усмехнулся, уставившись на Мэттью.
Поразмыслив пару секунд, тот улыбнулся в ответ, выглядя при этом совершенно очаровательно, и склонился, чтобы поцеловать.
Хороший мистер Беллами. Доминик хмыкнул, зарывшись в волосы на его затылке пальцами и легонько почесав там.
Мэттью потряс головой, вычёсывая невидимые касания собственной рукой.
– Щекотно.
Спустя бутылку было уже не щекотно. Мэттью был тем человеком, который указывал на двери, которые ему нужно было открывать. И он целовался просто охуительно.
– Он же смотрит, – сказал Доминик, смеясь, пока мог, потому что Мэттью явно вошёл во вкус. Его язык и губы действовали совсем по-разному, и в море столь разнообразных ощущений при простом-то поцелуе можно было утонуть. Он мог кусать и тянуть, нападать и уступать, и звуки видео, которое никто не утрудился выключить, стали их тишиной, слышно было только дыхание, от которого становилось горячо в штанах.
Одежда разлеталась живописно, майка украсила правый край экрана, а нижнее бельё Мэттью даже не позаботился стянуть полностью. Всё, что ему нужно было – с жадностью облизать чужие пальцы. Каждый раз, когда Доминик сжимал его бёдра руками, он казался таким худым. Одной мысли было достаточно, чтобы потерять всякий контроль над разумом и наделать самых сладких, липких и отвратительных ошибок.