Доминик повёл его на кухню буквально за руку, сел на то же место, где сидел обычно на кухне в Плимуте, специально или нет, Мэттью не знал. Он постеснялся по привычке занять своё место во главе стола, поэтому сел ровно напротив, пытаясь черпать спокойствие из взгляда Доминика.
– Хочешь пюре? – спросила Мэри у Доминика, ловко управляясь с посудой, открывая и закрывая холодильник, что-то куда-то переставляя и перекладывая на протяжении добрых пяти минут.
– Хочу. А капуста есть?
– Есть, сын.
Мэри не пыталась завести разговор, и на том ей огромное спасибо. Тишина создавала некоторое подобие спокойствия, и Мэттью медленно вдыхал и выдыхал, надеясь свести наваждение на нет.
– И часто мисс Вундебар уезжает теперь?
Мэри хихикнула, на её шее появилась парочка розовых пятен (совсем как у Доминика) от смущения.
– В следующем году я хотя бы буду отмечать Рождество не в одиночестве.
Мэттью казалось, что он вот-вот обратится в камень, в какой-нибудь белый фарфор, потому что вся кровь отлила от лица и рук в неизвестное биологии место от воспоминаний о том, где и с кем Доминик отмечал Рождество в том году, и в каком состоянии он был в его канун.
Под столом Доминик протолкнул свою ногу между его и крепко сжал другой. С милой улыбкой на лице Мэри села за стол и взяла в руку вилку, только потом заметив:
– Тебе нехорошо, Мэттью?
Не хотелось обижать чувства хозяйки, но в горло кусок не лез. На самом деле его подташнивало, и он подумал, что Мэри-то всё равно не в курсе происходящего, и это несколько его успокоило. Не было никаких рациональных причин у его волнения, и это немало раздражало.
– Я очень рада, что ты приехал тоже. Хотя Доминик обещал привезти своего кавалера, – она стрельнула глазами в сына с ласковым упрёком, а Мэттью чуть не задохнулся, когда пытался проглотить вкусное нечто на своей тарелке – смесь капусты, морковки, чеснока и картофельного пюре. – Даже не знаю, какой вариант мне нравится больше.
К своей гордости, он не закашлялся.
– Просто… хроническое утомление.
– Я попрошу вас объясниться потом, молодой человек.
– Без проблем, – Доминик игнорировал взгляд Мэттью, в который тот пытался вложить всё своё негодование. Так же давно он и не злился, и ему оставалось ещё пару капель до взрыва. Предшествующая истерике паника от бьющей по голове неожиданности, которая сбивала с толку, ведь он совсем не представлял, как вести себя.
Доминик же, в отличие от него, с аппетитом уплетал еду, а после поднялся, чтобы сделать кофе.
– Мне нужно будет отлучиться в магазин, а после я вся ваша, – сказала Мэри и через пару минут раздумий за столом, над пустой тарелкой, хлопнула себя по коленке рукой, которой до этого подпирала голову, и точно так же ласково улыбнулась Мэттью.
Он попробовал улыбнуться тоже, но и представить себе не мог, получилось ли.
Мэри ушла, Доминик ждал. Хлопнула входная дверь.
– Это по-вашему называется «предупредил», – Мэттью истерично хихикнул, потирая шею до красноты рукой.
– Мистер Беллами, – Доминик всплеснул руками, когда закончил укладывать грязную посуду в посудомойку.
Беллами молчал.
– Мэттью.
– Что, – пробубнил он себе под нос.
– Я просто отрезал нам пути к отступлению, и всего-то, – Доминик пожал плечами и обошёл стол, чтобы попытаться обнять Мэттью за плечи и потерпеть поражение, когда его руки скинули вниз. – Мы могли бы запросто не набраться смелости, а ждать я больше не хочу. Я всегда честен со своей мамой.
Эта фраза уколола его в самое сердце. Мама всегда заслуживала и заслуживает правды. Его, моя, Капраноса, любая другая мама в мире.
Доминик был прав. Но не мог ли он предупредить для начала?
– Почему вас это так удивляет, ведь мы теперь в отношениях? Я не могу представить вас как своего возлюбленного, так, что ли?
Это рассмешило. Мэттью смеялся громко, надрывисто, а после точно так же вдруг замолчал.
– Что я могу сказать? Мы не связаны ничем, кроме обычной мужской, содомской, точнее, тяги к разврату? Моей тяги, – уточнил он. Коварный насильник в годах.
Теперь смеялся Доминик.
– Можно и так.
– Она поймёт намёк?
– Должна. Вы с ней из одного отряда медленного реагирования.
– Вряд ли мне это поможет, – пробормотал Мэттью и потёр глаза пальцами.
– Некоторые вещи просто нужно пережить.
– Просто пережить? Просто пережить. Просто пережить!
– О нет, эмоции?
– Нужно переживать вещи, но делать это правильно, ma joie. И никак иначе.
Доминик пожал плечами и отошёл.
– Я буду на втором этаже, разберу вещи.
И ушёл.
Мэттью вдруг вспомнил Кирка и всё, что произошло на прошлой неделе. Он был вовсе не источник благочестия и порядочности, как могла подумать Мэри. Могла ли она представить, и захотела ли бы, что её сын, его преподаватель и пьяный друг последнего устроили оргию на заднем сидении авто. Что пили и курили и трахались до покраснения, а потом едва оживали наутро, воскресали из мёртвых, чтобы отправиться на работу.
Но выгоднее было бы хоть создать впечатление такого источника – благотворно влияющего на одну очень уж хитрую и смекалистую личность.
Он просидел на кухне очень долго, пока не услышал, как открывается с торжественным скрипом дверь в тишину его сузившегося до ушка иголки мира.
Пройдя в гостиную и поглядев в глаза Мэри, он тут же всё понял. Они стояли и смотрели, наблюдали, выискивали умозаключения в глазах друг друга, и его руки затряслись. Он скрестил их и сжал своими же ладонями плечи (руки казались чужими).
С лестницы слетел Доминик, передвигаясь быстро и громко, с такой знакомой кричащей о довольстве улыбкой, назло застывшим друг напротив друга интровертам, мало понимавшим, что всё-таки происходит. Встал рядом, вскинув брови.
– Сын, – Мэри прочистила горло, – иди, подыши воздухом.
Пожав плечами, Доминик удалился.
Она издала такой вздох, что Мэттью хотелось одновременно и рухнуть на колени, умоляя сказать, чем ей помочь, и спрятаться за диваном в лучших традициях Принца.
– Присядем, – не своим голосом предложил он. Не отказался от протянутой открытой пачки синего LD. Они закурили, и Мэри помахала перед носом рукой.
– Когда уже меня отучат курить в доме. Как давно?
Так резко заданный вопрос после неясных бормотаний с упоминанием Марины сбил бы его с ног, если бы он только стоял. У него, на самом деле, не было чёткого плана, поэтому он молчал до последнего и начал свой рассказ после того, как Мэри затушила в пепельнице окурок и закурила заново.
– Рождество. Кое-что вышло по ошибке.