– Ну, начинается!
Доминик выскочил следом, танцуя рядом в качестве группы поддержки из одного, а Кирк просто стоял у стола, ржал и допивал бутылку виски. Мэтт крутнул бёдрами и прошёлся к краю, где на него молилась взглядом та же блондинка.
– Раздевайся, – взвизгнула она, а сзади захлопали люди, поддерживая её короткое пожелание.
– Протяни руку и коснись веры, – совсем низко промычал он, крутя бёдрами из стороны в сторону спиной к залу. Ему было плевать, как это выглядит – между расставленных ног встал Доминик и начал медленно стягиваять вниз по рукам пиджак.
Избавившись от него к концу проигрыша, они поклонились, и Доминик подбежал к парню за пультом, о чём-то с ним похихикал, пока Кирк подал новую бутылку и зажжённую для себя сигарету. Народ свистел и хотел ещё – кому охота позориться, когда это может сделать другой. Но их одобрение казалось вполне искренним, и, заменив бутылку в руке на микрофон, Мэтт запел так душевно, как мог. Перед ним собрались почти все люди, напившиеся до достаточной кондиции, кто-то щёлкнул выключателем и притушил свет над танцполом, создавая ощущение настоящего концерта по заявкам.
Доминик тёрся, как и обещал, со всех сторон, танцуя не в своё удовольствие – следовал каждым шагом за Мэттом, который не имел большого представления о танцевальной композиции, шагах и приёмах, зная всего пять или шесть из них – на которые смотрел тысячи раз.
– Странная любо-о-вь, – тянули пьяные голоса из полутьмы, и он почти мог их разглядеть, но не хотел. Он любил петь.
Закрывая глаза и «отдаваясь снова и снова», он вспоминал, как уютно было репетировать в большом зале в университете, когда, Мэттью знал, там был только Доминик, и его глаза внушали настоящее спокойствие, столь редкое для взгляда чужого ещё человека.
Он слышал свой голос, шершавый и томный, вращал бёдрами и иногда чувствовал на себе горячие ладони – чего ещё было желать.
– До тех пор пока я помню, кто контролирует всё, – он так любил эту строчку. И был удивлён, хотя сейчас инструменталки можно было найти на саундклауде безо всяких проблем. Официальный релиз был, но там не было этой песни.
Да и не похуй ли?
– Ещё! – свистели сзади, а рука протянула ещё одну сигарету из полутьмы.
– Вопрос в деньгах, – хихикнул в микрофон Мэтт. В нём проснулась любовь к халяве, так плотно прижатая в дневное время пальцем.
Доминик собирал деньги, пока Мэтт пел, ещё и ещё, и не мог остановиться. Только самые знаменитые песни, которые люди с радостью узнавали – явной молодёжи кроме блондинки и её друзей там не было. Они с радостью создавали подобие бэк-вокала, и вскоре ночь караоке превратилась в застольное песнопение. Люди покупали выпивку и давали на выпивку Доминику, кажется, они понизили градус, но люди есть люди, так и где ещё аргументы?
Голос молодого Гаана Мэтту не удавался никогда, поэтому он, уже никого не стесняясь, управлял своим, как мог.
Кажется, Кирк дал ему косяк – это он понял, только когда трубы начали бить уже внутри головы.
Он едва допел и слез со сцены – люди налипли со всех сторон, и тысячи голосов, целый лес голосов, опутал его своими ветками. Люди были будто не британцами, какие-то уж слишком тактильно преемственные, слишком близко, слишком по-доброму.
Доминик утащил в туалет, запер в кабинке и усадил на закрытый крышкой (и на том спасибо) толчок, а сам – поперёк, на колени. Дал ещё один косяк и полез обниматься, как ребёнок.
– Настоящая звезда вечера, Мэттью.
– Скажи ещё раз.
– Мэттью.
– Ещё.
– Мэтт, Мэттью, Мэттью, – руки у Доминика беспокойные, лихорадочные, а голос охрипший. Но недостаточно блеска в глазах, и это он восполнял затяжкой, и ещё одной.
– Держи, не мухлюй, – Мэтт взялся было считать, но не смог, поэтому доверился своему внутреннему наркоману. – Хватит.
– Ох блять нахуй так жить, – выпалил Ховард и втянул ещё.
– Дай сюда.
Внутри клубилось и палило, а в голове какой-то стук – наверное, пульс. Доминик начал приставать, нет, не надо.
– Подожди, стой, – Мэтт пытался оторвать от себя этот бешеный комок вожделения, но не мог. Второго раза на ногах он не выдержал бы.
– Господа-наркоманы, вы тут? Валим, пока не заставили платить, – заржал Кирк из-за двери.
– Помоги, – прохрипел Мэтт, едва склоняясь, чтобы щёлкнуть щеколдой.
Том еле оттащил Доминика на себя, они кое-как упаковали его в его пальто, оделись сами, а на выходе из туалета, в тёмный коридор (зря они сделали толчки рядом с выходом), Мэтт чмокнул Тома в щетину где-то на щеке.
– Люблю тебя.
– У тебя есть другой претендент, займись им, пока он не умер от спермотоксикоза.
– Мэттью, – протянул Доминик. От него веяло желанием, стоило только затянуться полной грудью – он был горячий и солёный. – Давай прямо здесь.
– Нет, идём, – тянуть его на себе, как когда-то давно и в то же время совсем недавно, смотря в чём именно измерять, было так приятно.
Через пять минут поисков авто они затерялись у какой-то стены, целуясь как в последний раз, обливая друг друга бензином и осыпая миллионами горящих спичками касаний.
– Никуда не уходите, – Кирк тут же исчез в темноте, а Доминик уже расстегнул штаны.
– Мой мальчик, – хрипел Беллами на последнем издыхании. – Моё наслаждение. Моё предательство.
– Хватит уже говорить, – Доминик заткнул своим терпким ртом, запустил руку в штаны и сжал хваткой профессионала. – Хочу вечно трахаться с тобой.
– Наглый, – стояло железобетонно.
Сзади облили водой, на ногах капли были как осколки льда – может, они и правда горели уже давно, просто не заметили?
– Заползайте, шлюхи, – заржал Кирк, а после того, как Мэтт едва захлопнул за собой дверь, газанул.
– Если ты нас убьёшь, я выебу твой труп, – пытался угрожать он, но с Домиником где-то в районе паха это звучало даже жалкой мольбой.
– Если вы будете трахаться, я точно сверну в кювет, – веселился Том, пока Доминик самозабвенно сосал где-то на расстоянии пары вечностей. Сверху было холодно, внизу – хорошо, и ему казалось, что его тело такое длинное. И ведь ещё даже не приход.
Кирк щёлкнул пару кнопок на магнитоле, чтобы заглушить стоны – лучше не стало. Что ещё могло заиграть прямо над ухом, из задних буферов?
– Понадобится чудо, чтобы помочь мне в этот раз, – повторили в голове тысячи раз, низ спины оккупировала армия мурашек, а в голову врезалось проклятое ледяное стекло, которое оказалось приоткрытым окном.
Доминик уже раскатал презерватив и скинул ноги куда-то поближе, вниз, чтобы сесть сверху.
– Стой, идиот, подожди, слезай, – Мэтт едва координировал свои движения, как всегда, в самое лучшее время (на повороте).
Им руководил не мозг, не знание и не опыт былых наслаждений – что-то другое находило свои дороги в его движения, пока он спускался губами по спине, и громкие стоны Доминика были чем-то столь же родным, как дом на побережье – без них никак.
– Ебаться-улыбаться! – простонал Кирк.