Но что же я не хочу понять очевидного? Вся его скромность и нерешительность – теперь это ясно – происходит из этого. Не бывает так, чтобы живя вместе, делясь самым сокровенным, признаваясь в обожании, двое не предавались плотской любви. Природа требует своего, а Тома, как будто, и не человек. И теперь, так опрометчиво дав обещание его не оставлять, как буду исполнять? Прийти и спросить его об этом, тем самым сделав ещё больнее? Признаться, что подслушал? И когда он скажет «да», развернуться и уйти? Или заключить в объятия и сказать, что… Что ему сказать? О, луна, река, небо, хоть кто-нибудь, скажите мне!
Том, я люблю тебя, но ты не оставляешь мне выбора. Не сможем, ни я, ни ты. Уйти, оставив тебя одного, предать доверие, которое ты обратил ко мне, я не смогу. С тобой все краски вновь ожили, что ни пейзаж, что ни цветок, я вижу всё другим. Ах, если бы ты мог это всё видеть! Как я смогу забыть твоих прикосновений шёлк, и сладость уст твоих? Как буду мучиться ночами, вспоминая, как ты дарил любовь мне, а не тело? Ласка твоя меня связала, приковала сердце – ты ничего не брал взамен. Ты лишь давал, боясь во всём признаться. Сейчас бы ты был здесь, со мной, и волосы твои светились при луне. И вздохи твои частые звучали в тишине, и стоны улетали в своды неба. Растерянность твою увидеть бы ещё хоть раз, и ощутить в руках трепещущее тело, я душу дьяволу продам тотчас, пообещай он, что твоим я стану навсегда.
Тихое течение завораживает взгляд, утягивает за собой. Я и не чувствую, насколько холодна вода, которая окутывает, впитываясь в одежду. Луну закрыло облако, летучая мышь пролетела над головой, филин ухает где-то в лесу, то переходя на плач, то словно шепча сожаления.
Луна – и та напоминает мне о тебе, ты — идеальной формы изваяние, но и она скрылась за облаками. Ведь я знаю, что ты там, ждёшь меня. Не для того, чтобы забыв обо всём, раствориться в темноте, а возможно, рассказать, что этого никогда не произойдёт. Но слышать я этого не хочу, и сам не знаю, как за такой короткий срок ты стал для меня дороже моей жизни.
И снова сердце вспоминает строки, что вдохновенно так ты пел вчера. Твой голос слаще звуков арфы, чьи струны так безмерно любишь ты.
Как тот актер, который, оробев,
Теряет нить давно знакомой роли,
Как тот безумец, что, впадая в гнев,
В избытке сил теряет силу воли, -
Так я молчу, не зная, что сказать,
Не оттого, что сердце охладело.
Нет, на мои уста кладет печать
Моя любовь, которой нет предела.
Так пусть же книга говорит с тобой.
Пускай она, безмолвный мой ходатай,
Идет к тебе с признаньем и мольбой
И справедливой требует расплаты.
Прочтешь ли ты слова любви немой?
Услышишь ли глазами голос мой?
POV Author:
Пока Беранже, ошеломлённый услышанным, мучился на берегу реки, ища выход, но не находя ни единой здравой мысли, кроме обвинений и слов любви, одновременно обращённых к Тому, сам арфист почти не дышал, лёжа прямо на полу в их комнате, среди раскиданной по полу одежды Липкое чувство страха потихоньку отступало, но дышать было всё так же тяжело, а память подкидывала страшные воспоминания. За последние годы он привык к частому унижению, и к тому, что с ним могут поступить как угодно, но будучи полностью погружённым в любовь и её объект, он забыл об этом, а теперь ему снова пришлось пережить всё. Снова вспомнить о том, кем он был. Не свободным человеком, не безгрешным арфистом, каким знал его Гийом и боготворил, а….
Билл всё не возвращался, и Дювернуа беззвучно плакал, не понимая, что могло с ним случиться. Поскольку на ужин он не оставался, Луиза сама принесла еду, и сильно удивилась, что «черноволосый чертёнок», как она любя называла Билла, не приходил. Ведь Анри отпустил его уже давно, а куда он мог направиться, если не сюда? Тома стали мучить самые страшные подозрения. Насколько он понял, де Тресси был похотлив и бесчестен. А что, если..? Ведь не мог он пропустить мимо такого красавца, как Гийом! Но что Тома мог сделать?
***
http://i017.radikal.ru/1111/61/3d9278dc158a.jpg
Пока в окрестностях Сент-Мари в доме де Роган, кроме арфиста и Нарцисса, все спокойно спали, за сотни миль, в Версальском дворце шли приготовления к очередному осеннему балу, посвящённому проводам поры золотых листьев. В период правления Людовика XV балы и всевозможные увеселительные мероприятия были неотъемлемым составляющим дворцовой жизни, так удачно переместившейся из тесного Лувра на просторы Версаля. Театральные представления, выступления факиров, и конечно же, королевский балет под руководством Жана Бартелеми Лани, а также фейерверки, которыми неизменно заканчивались ночи празднеств – это Версаль тех дней. Около десяти лет назад был возведен Бассейн Нептуна, и рядом с ним часто проводили спектакли, поставленные по мотивам мифов Древнего Рима.
— Ваше Сиятельство! Ваше Сиятельство!
— Ну чего ты вопишь, как безумный? Тьери, я сколько раз тебе говорил, что у меня уши болят от твоих криков. Так чего тебе?
— Ваше Сиятельство, вас хотят видеть в покоях мадам де Помпадур!
— Святые угодники, что на этот раз?!
— Мсье, говорят, что шевалье Лани привёз отличного танцовщика, не вспомню откуда, но говорят, что прекрасен, как сам Эрот!
— Да неужели? Тогда пойдём, друг мой, такие дела не терпят отлагательств.
Александер-Этьен Бюжо, маркиз де ля Пинкори, прогуливался по оранжерее**, наблюдая за множеством слуг, сновавшим по тропинкам с корзинами фруктов, рулонами тканей, серебряной посудой, коврами, подушками и прочим хозяйством, готовя дворец к предстоящему торжеству, когда его слуга прибежал с новостями о новом танцоре. Александер был придирчивым ценителем не только танцев, но и красоты, предпочитая юношей прекрасным дамам, хотя исключения были, но лишь в особых случаях. Каждый, кто прибывал в труппу королевского балета, которой руководил метр Лани, сначала был представлен маркизе де Помпадур – великой сторонницей культурных мероприятий, и Александру-Этьену. Следует признать, что именно благодаря маркизе, урождённой Жанне-Антуанетте Пуассон, двор не был поглощён безликим пьянством и азартными играми в окружении продажных женщин. Постоянно находя новые увлекательные вещи и способы увеселения для своего короля, и пытаясь привить ему любовь к театру и искусству, фаворитка Людовика XV слыла самой безнравственной, но, тем не менее, самой блестящей и талантливой. Она прекрасно пела, танцевала, умела рисовать и сочинять стихи. Соответственно, окружала себя она себе подобными. Александер был её любимцем, поскольку король нечасто теперь бывал в её покоях, проводя больше времени в обществе юных девиц в Оленьем Парке***, учреждённом ею же.
Появляясь в будуаре де Помпадур, Александер непременно вызывал волну перешёптывания, хотя за несколько лет это превратилось в обыденность, а потому, если никто не обсуждал его отношения с фавориткой короля, то непременно трещали о новых бантах, форме шляпы, лайковых перчатках, шёлковых чулках или высоких наезднических сапогах, сделанных их самой дорогой кожи. Словом, придворным всегда было, о чём поговорить, будь то их современность, или времена правления Франциска I. Так и в этот раз, стоило Бюжо пройтись по коридорам дворца, из-за каждой портьеры доносилось перешёптывание или завлекающее хихиканье дам. Ухмыльнувшись неизменному эффекту, который он оказывал на окружающих, Александер без стука вошёл в покои де Помпадур, закрывая за собой дверь на ключ – пусть они там, за дверью, хоть лопнуть от зависти и любопытства!
http://s017.radikal.ru/i415/1111/07/fe8a028a2e5e.jpg