Флав обернулся на начальника городской стражи, и, подойдя к двери, подождал, пока тот накинет плащ и выйдет за ним.
Куэрда ошибся, солнце всё-таки пробилось из завесы тумана и быстро расправилось с белёсым безобразием. Распахивались ставни, гремела посуда, плакали и смеялись дети, басовито командовали мужья, крикливо отвечали жёны. На узкой улочке то тут, то там просыпались жители Севильи.
Коста шёл рядом с капитаном, переваривая и прикидывая, стоит ли посвящать его в очередную возникшую проблему. А они, проблемы, словно чёрные жемчужины одна за другой нанизывались на своеобразную нить, так, как будто бы какое-то проклятье вытянуло её из сгоревшего переплёта злополучной библии и теперь опутывало канатоходца паутиной. Когда они дошли до площади, Флав, наконец, решился заговорить:
— Я думаю, что ваши люди наверняка подобрали мои ботинки и плащ. Но это не важно, хотя, мне хотелось бы получить их обратно.
Он остановился, потому что теперь их пути с капитаном должны были разойтись. Канатоходец не собирался идти прямо в руки правосудия.
— Но главное, что мне хотелось бы получить, так это брошь. Серебряную брошь со своими инициалами, подаренную мне одной… впрочем, это не важно, — Коста взглянул прямо в глаза капитану, — важно, что на ней есть клеймо ювелира. Думаю, что он не слишком богат клиентами, поэтому знает заказчиков наперечёт. Сеньора, — скулы Флава вдруг пошли пятнами, так, словно ему было стыдно посвящать Мойю в свои многочисленные постельные амуры, но он, чуть запнувшись всё же продолжил: — Сеньора, преподнёсшая мне этот подарок, уважаемая женщина и не станет рисковать своей репутацией ради… — канатоходец не стал заканчивать мысль, только умоляюще взглянул: — В вашей власти вернуть мне брошь и забыть наше знакомство, как страшный сон.
Здесь Куэрда отчётливо вспомнил, как поутру капитан наминал его ладонь, называя именем своего умершего любовника. Да, канатоходец, не смотря на отсутствие реакции в ночи, всё же чётко запомнил, что начальник городской стражи ровно как пятнадцать лет после смерти любовника, хранил библию, чтя память о нём. Видимо, сейчас этот неведомый Фрэнк, прямо оттуда, куда попадают все грешники вот так своеобразно «клевал» Флава, за бестолковое любопытство.
— Я буду безмерно благодарен, — Коста потоптался с ноги на ногу, не представляя, чем материально выразит степень своей благодарности, — мне пора, сеньор Мойя. Вечером представление. Я должен подготовиться.
Рыночная площадь оживала, не ведая, что произошло здесь ночью. Торговцы открывали лавки. Зеленщицы раскладывали свой товар. Справа пахнуло рыбой — это открылись рыбные ряды, и рыбаки понесли на продажу ночной улов. Показались первые покупатели — экономки, спешившие закупить свежего хлеба, фруктов и овощей для господского стола.
— Мне пора, — ещё раз сказал Куэрда, окидывая площадь взглядом, — приходите вечером на представление.
«Там и решим», — закончил он мысленно фразу и поспешил прочь.
***
Капитан хранил молчание до самого конца их встречи. Напоследок лишь кивнул Флаву и тихо сказал:
— У нас всех свои тайны. Вы обязались хранить мои, я сохраню ваши. Доброго дня, — он развернулся на каблуках и направился в сторону кордегардии.
Как и предсказывал Куэрда, стражники, несшие ночную службу, уже ждали его у дверей со всем подобранным реквизитом.
— Капитан! — завопил Андрес, только завидев массивную фигуру Северино в начале улицы. — Хорошо, что вы здесь. Я не знаю, как вы угадали, послав нас на патруль у ратуши, но ее вчера действительно пытались грабить.
— Как вы это делаете, капитан? — Энрике смотрел на него расширенными от удивления глазами.
— Мысли читаю, — хмуро отозвался тот, заходя в здание и открывая свой кабинет ключами, который на всякий случай он всегда носил с собой. Стражники засеменили следом.
— Мы не поймали воров вчера, — сокрушенно сказал Энрике, когда они вошли в комнату. — Но мы точно знаем, что их было двое. Вроде как мужчины. Один помассивнее, высокий, фигура вроде вашей, другой поменьше и юркий, как бесенок.
— Вот, держите, — Андрес вывалил из мешка на стол капитана все, что им удалось насобирать вчера.
Сохраняя полнейшую невозмутимость, Северино неторопливо пересматривал вещи — с той внимательностью, что присуща людям, впервые видящим подобный набор предметов. Без Куэрды носить маску вечного спокойствия и незаинтересованности было по какой-то причине куда легче. Он словно возвращался в давно известную роль, не требующую вкладывания особых сил, надевал знакомую маску, сросшуюся с ним, подобно второму лицу.
Три страницы из книги, все в грязных разводах, веревка с крюком, сапоги и плащ, скрепленный серебряной брошью.
— У вас есть версии? — незаинтересованно спросил капитан, хотя сердце его болезненно сжалось при виде страниц.
— Ну… — протянул Андрес. — Наверное, нет. Мы пытались прочесть документы, но тут все на английском. Это вроде как страницы из какой-то богословской книги, а вот здесь, — стражник показал пальцем на графитные строчки, написанные рукой Фрэнка, и капитана передернуло, захотелось немедленно сломать Андресу руку. — Вроде как заметки на полях.
— Вы же читаете по-английски? — вопросительно сказал Энрике, влезая в разговор.
— Читаю, — кивнул Северино. — Я это тщательно изучу, — он поскорее убрал изуродованные страницы в стол и стал осматривать остальные вещи.
— Может, — тут же взял слово охочий до разговоров Андрес, — нам как-то удастся найти по сапогам их владельца.
Капитан скептически воззрился на стражника.
— Андрес, если б ты хоть иногда включал голову и думал, прежде чем издавать звуки, которые ты называешь словами, а я — бессмысленной болтовней, цены б тебе не было. И повышение, которого ты так ждешь, было бы у тебя в кармане. Я тебе что — принц, за Золушкой бегать с хрустальной туфелькой?
Стражники захохотали, видимо, представив себе эту картину. Как Северино ни старался абстрагироваться, он против воли тоже увидел, как подходит к сидящему на стуле Куэрде и, чинно вставая на вставая на одно колено, с замиранием сердца меряет на его ногу сапог. Видение оказалось действительно забавным, и капитан усмехнулся.
— А вон там на плаще какая-то пряжка, — указал Энрике. — Может, по ней удастся чего разнюхать? Хотите, чтобы мы занялись этим, капитан?
Северино выразительно изогнул бровь, сказав максимально серьезно:
— Если неизвестные действительно собирались грабить ратушу, то это дело большой важности. И мне стоит самому заняться расследованием. Хвалю за улики, ругаю за то, что не поймали воров. Свободны, — он широким жестом указал на дверь. — Отсыпайтесь.
Стражники направились к двери, как вдруг Андрес оглянулся.
— Вы-то сами как, капитан? Веселая была ночка? Не похоже, чтобы вы потратили ее на такое бесполезное дело, как сон, — он хитро улыбнулся.
Северино сообразил, что выглядит, наверное, ужасно — синяки под глазами, щетина, не выспавшийся вид. Оно и понятно: две ночи практически без сна, выматывающие события, рвущие душу переживания — и все это сразу. Однако в больном воображении любопытного проныры Андреса (к слову сказать, не пропускающего мимо ни одной юбки и, согласно слухам, в равной степени штанов) капитан, по-видимому, провел жаркую ночь, часами вжимая в подушки симпатичного парнишку, которого он застал тут вчера — именно и только это могло являться причиной его недосыпа. «С какими идиотами приходится работать…» — сокрушался капитан про себя. А вслух сказал максимально спокойно и сурово:
— Еще слово, и ты вылетишь отсюда быстрее, чем сможешь назвать имя своей последней любовницы.
Андрес, не дожидаясь более веских аргументов скорого и тяжелого на руку капитана, выскочил вслед за Энрике. Первым делом, как только стражники покинули его кабинет, Северино заперся изнутри, чтобы никому из подчиненных не пришло в голову зайти в неподходящий момент. Затем он продолжил незаконченное вчера дело — начал разбирать страницы с учетом возвращенных. Вытащив из внутреннего кармана растерзанную библию, он положил ее на стол и принялся собирать ее заново. Его движения были аккуратными, точно он пытался вылечить маленькое беззащитное животное. Книга без обложки походила на нечто живое, с чего сняли кожу и оставили умирать. Вид голых разъединенных страниц до ужаса пугал капитана и вызывал в нем какую-то тоску и жалость.