Тор не отвечает. Не издает ни звука. Омега находит своё нижнее белье, выкидывает салфетки в урну у двери и, чуть подумав, все же возвращается к постели. Только теперь мельком смотрит на альфу.
И попадает в ловушку его взгляда. Мгновенно.
Тор смотрит, усмехается, и Локи заливается стыдливым румянцем. Отводит глаза первым.
— Я не знаю, что ты делаешь, но прекрати это. Возможно, все действительно было не так плохо, но меня бесит вся эта гребаная смазка. Там у двери целая лужа, чёрт побери. — он отворачивается, кидает Тору его бельё, чтобы тот, наконец, прикрылся, а затем перехватывает волосы более аккуратно. Забираться назад на кровать не спешит.
— После первой настоящей вязки становится лучше. Ты не хочешь детей, но ты и не на таблетках, так что… Как только разберешься с этим, детка, так сразу.
В его голосе нет злости или обиды. Локи не может не обернуться, когда слышит звук открывающегося окна.
На улице уже начинает светать, а судя по часам на одной из тумбочек до утра осталось меньше двух часов. Тор раздвигает шторы, открывает окно нараспашку и усаживается на ковёр под ним. Подтянув к себе свои же джинсы, достаёт сигареты.
— Слушай… — Локи потирает лицо, вздыхает и, наконец, понимает, что все будет не так уж и просто. Все чувства внутри него перемешаны, будто просыпанные на пол карты. И он бы поднял, да не помнит названия мастей, и ничего не видит, и руки трясутся, и… И ещё куча этих самых «и», честно. — Я не хочу, чтобы появились какие-нибудь недомолвки и…
— Недомолвки? Так вот как это называется, когда изменяешь своему будущему мужу со своим истинным. — Тор прикуривает, поднимает глаза на ошарашенного, выбитого из колеи такой фразой омегу, а затем ухмыляется. Нежно говорит: — Расслабься, детка. Расслабься и прислушайся к себе, наконец. — он хлопает по месту рядом с собой, неспешно выдыхает сигаретный дым, не отрывая от своего омеги взгляда.
— Ты не делаешь всё это проще. — Локи поджимает губы, фыркает и, подойдя, все же опускается около альфы. Дергано и резко забирает у него сигарету, затягивается, тут же закашливаясь.
Тор мягко хлопает его меж лопаток, и Локи кажется, будто ему ставят клеймо принадлежности этой горячей, властной ладонью. Он жестко затягивается вновь.
— Ты… Расскажи мне что-нибудь о себе. — вернув себе и голос, и дыхание, Локи сгибает одну ногу в колене, откидывается на стену позади. Тор прикуривает новую сигарету, замирает, слыша его слова, а затем будто сам себе пожимает плечами. Кивает, откладывая зажигалку.
— Я родом из Австралии, но всю свою жизнь провел тут, в штатах. Долгое время жил в Аризоне, сейчас вот на юг Калифорнии перебрался. Как и тебе, мне уже есть восемнадцать, так что…
Локи кивает, слушая. Перекатывает на языке привкус никотина. Тор продолжает:
— Что до семьи… Родители погибли в автокатастрофе в этом феврале. Ни сестёр, ни братьев нет.
Альфа затягивается сильнее, а Локи всматривается в его профиль. Тоскливо дёргает уголком губ, бормоча:
— Соболезную.
— Да уж… Уже почти три месяца прошло, а я все ещё не знаю, как отвечать на эту фразу. Но мне приятно, что у тебя не слишком черствое сердце, детка. Я ожидал будет хуже.
— Ожидал? — из окна тянет поздневесенней прохладой, и он ежится. Тор, даже не смотря в его сторону, секунду спустя уже тянется к своей толстовке. Поднявшись, Локи быстро выбрасывает потушенный окурок и накидывает чужую теплую кофту. Та длинной ему до середины бедра и ощущается слишком уютно для вещи из чужого гардероба. — Так и думал, что с тобой все не так уж просто…
Локи опускается назад на ковёр и садится ближе к своему альфе, обнимает его за руку, прижимается щекой к плечу. Тор посмеивается и проходится свободной рукой по волосам, аккуратно зажимая в пальцах сигарету.
— Ты у меня уже второй такой, так что можно сказать я тебя насквозь вижу, детка.
— Второй, в смысле, омега?..
— Неа. В смысле истинный.
Локи хочет дернуться, вырвать, убежать, но… Он поднимает глаза и встречается с Тором взглядом. Понимает, что парень не лжет. Понимает, что носиться по комнате и устраивать истерику глупо.
Вздохнув, омега опускает глаза и жмется теснее. Где-то там, в одной из комнат спит его будущий муж-блядь, а здесь, рядом с ним сидит его истинный. Истинный, у которого он уже не первый.
Если бы Локи спросили не сейчас, а намного раньше, лет пять назад, он бы сказал, что его жизнь — что угодно, но не норма. И нормой никогда не будет.
Тор затягивается и шепчет:
— Скажи что-нибудь.
Локи натягивает рукава на костяшки, трет кончик носа и тихо-тихо говорит:
— Смогу я… Смогу я с ним познакомиться?
На самом деле здесь, с Тором, ему проще, потому что не нужно прятаться за долгом и ответственностями. Но в то же время здесь, с Тором, ему неизвестно как себя вести и что говорить, что делать… Хотя, это, эта неизвестность, все же лучше чем что-либо, потому что альфа даже сейчас просто чуть склоняется и целует его в волосы. Локи зажмуривается от теплоты того, что разрастается в груди, а затем слышит:
— Он мёртв, детка. Почти девять месяцев как.
В груди сжимается слишком больно, и он не может открыть глаза. Закусывает губы, по щекам скатываются пара одиноких слезинок.
Локи жмется к Тору сильнее, обнимает его руку и шмыгает носом. Альфа говорит:
— У моего папы была одна особенность. Она передавалась в нашей семье из поколения в поколение, и омегам, и альфам, и даже бетам. Она могла передаться кому угодно, но только одному. Так вот… У моего папы было два истинных. — Тор тушит окурок о внутреннюю сторону крышки пачки от сигарет, а затем щелчком выкидывает его в окно. Пробежавшись пальцами по чёрным, как ночь волосам своего омеги, целует его в макушку вновь. — Одним из его истинных был мой отец. Он был вечным консерватором, суровым человеком традиций, который продолжал дело своей семьи и был очень уважаем во многих кругах. Вторым истинным моего папы был какой-то рок-музыкант. Я никогда его не видел, но папа всегда улыбался, когда начинал рассказывать мне о нем. Он говорил, что тот альфа просто зеркальная противоположность моего отца. Пару лет назад на одном из его концертов произошёл теракт. Папа еле пережил это, но… Я бы сказал, что он ушёл ещё тогда, вслед за своим истинным. Здесь, рядом со мной и моим отцом осталось лишь его тело, которое только и могло, что постоянно прикладываться к бутылке, да развязывать ссоры.
Прохлада разрастается, и Тор встаёт, закрывает окно, подтаскивает одеяло, кутая чуть пригревшегося Локи. Опускаясь назад, он замирает взглядом на высохших дорожках от слез на бледных щеках, затем смотрит в глаза. Осторожно коснувшись острого подбородка, шепчет:
— Ты такой чертовски прекрасный, детка. — а затем целует его. С ненавязчивой нежностью и сладостью. С закрытыми глазами, но не глубоко, не страстно. Чуть отстранившись, Локи распахивает веки и, наконец, видит цвет радужки своего альфы. Благодаря не слишком яркому ночнику, он видит эту сказочную лазурь, видит это голубое-голубое небо. И слышит: — Я так счастлив, что нашёл тебя.
Локи вздыхает, дёргает уголком губ, чтобы улыбнуться. Затем вновь обнимает Тора.
Тот вначале рассказывает о своей семье… О том, как они с отцом боролись с зависимостью папы. О том, как все их усилия продолжали оставаться безнадежными. И о том, как в конце этой зимы он сам обрезал тормоза у машины родителей.
— Со дня на день мне уже должно было исполнится восемнадцать, так что… Я слышал, как на новый год папа шепотом загадал освобождение. Его сердце будто превратилось в кровавое месиво, после смерти истинного, и он уже не мог чувствовать. А отец… Он же понимал его, и тоже чувствовал его боль, и чувствовал свою боль, и я… Я не считаю, что поступил неправильно, потому что могу понять насколько больно им было все эти несколько лет.
Локи коротко кивает и в который раз утирает соленые капли. Он не знает почему, но в груди так колко и остро. Будто бы чувства не его, а его истинного…