И, главное, сам же понимал, что Люциус явно захочет подчистить последствия своей откровенности. Узнай Лорд, какими словами тот тут бросался, Люциусу не жить. Но подумалось Северусу, конечно, в первую очередь о себе. Вспомнилось, как Альбус устраивал выволочку еще в далекой юности о том, что он, Северус, думает только о Лили, которую вожделеет, и ему плевать, погибнут ли Гарри и Джеймс. Северус и вправду думал тогда только о ней и до сих пор чувствовал себя виноватым – хотя, может быть, ему всего лишь по умолчанию казалось, что если спасется Лили, то с ней спасутся все, кто ей дорог. Мог бы он и вправду хотеть, чтобы погибли те, кого она любила, особенно ребенок? Или мог?
Северус всегда старательно убегал от раздумий на этот счет и сейчас, хвала Мерлину, рефлексировать тоже было некогда. Люциус головы так и не повернул, хотя уже явно дрожал, то ли от холода, то ли от нервов. И, похоже, в таком состоянии находился, что даже про то, что может рассчитывать на дядюшкину помощь, забыл. Или дядюшка сам затаился и выжидал - интересно было, чем кончится.
Северус призвал плед и укутал Люциуса по самую шею. Тот вздохнул и все-таки повернулся, посмотрел наконец в глаза – чуть-чуть удивленно, будто и вправду пощады не ожидал. Северусу вдруг подумалось, что никакой разницы между ними и нет, это раньше казалось, что она была – нищий, забытый Мерлином в подземельях полукровка и богатый влиятельный аристократ, а теперь стало очевидно – оба искалеченные недоверием, нелюбовью. Северус-то понятно – стоит только детство вспомнить и маггла-отца, а Люциус, обласканный всем на свете, и родительской семьей и собственной, откуда?
- Обливиэйт не поможет, - объяснил Северус, призывая кресло. Обрушился в него устало, даже не пытаясь сохранить остатки достоинства, и замолчал. Тотчас по воздуху приплыл и столик. Чай, похоже, был свежезаваренный – из-под подпрыгивающей крышки чайника бил в ноздри сногсшибательный аромат. Чашка ткнулась Северусу в губы, он сделал глоток, внимательно прислушиваясь к вкусовым ощущениям, и только тут понял, насколько сам был в отчаянии все время пребывания здесь. Хоть и пытался это упорно скрыть от самого себя. И только теперь его стало потихоньку отпускать. Дядюшка, очевидно, действительно давал время объясниться, а пока подбадривал, как умел. Словно в подтверждение своим мыслям, Северус почувствовал, как невидимая рука тихонько сжала его плечо.
Люциус взял подплывшую к нему чашку и кисло улыбнулся.
- Почему не поможет? – спросил он.
- Потому что Лорд прочитает тебя в два счета.
Люциус пожал плечами:
- На этот счет есть Нарцисса.
- Вот как? И сколько раз она прикладывала тебя Обливиэйтом за это время?
- Раз пять точно было.
- Понятно. Остальные ты просто не помнишь. А как она отнесется к факту твоей измены?
- Ну, не обрадуется, конечно. Но в целом ей, я думаю, все равно. Северус, ты правда так наивен, полагая, что в браках чистокровных магов царствует любовь? Блэки с Малфоями заключили помолвку, когда мы с Циссой были еще маленькими, ни ее никто не спрашивал, разумеется, ни меня.
У Северуса язык прилип к гортани, но он все-таки отлепил его и выдавил:
- Ты с ней не спишь?
И почувствовал пристальный взгляд Люциуса.
- Сплю, конечно, - ответил тот. – Хотя давно бы следовало с этим фарсом покончить. Ни у нее нет нормальной личной жизни, ни, - он вновь вгляделся в Северуса, - у меня. Но военное положение, как ты понимаешь, не располагает…
«Я был бы дураком, если бы доверял сейчас кому-нибудь, кроме своих», - вот что читалось во взгляде Люциуса, помимо того странного интереса, от которого Северусу стало ужасно неуютно.
«Будто лягушку или ящерицу впервые увидел и изучает», - поежился он.
- Что ты хочешь за Обливиэйт? – напрямую спросил Люциус. – Деньги? Представить тебя кому-либо?
Северус уже ждал этого вопроса некоторое время, но не ожидал, что вдруг почувствует себя так уверенно.
- Я вообще не хочу Обливиэйт, - сказал он спокойно. И прежде чем Люциус успел гневно вскинуться, продолжил: - Существует более мягкое вмешательство в память, если хочешь, блок на воспоминания, я могу поставить его тебе. Обливиэйт может слететь, а блок не слетает никогда – это точечная, ювелирная работа. Сам я прекрасно обойдусь и без топорного вмешательства в память. Могу дать нерушимый обет, что информацию от меня не вытянут и под Круцио. Сэр Майлз, полагаю, клятву засвидетельствует.
- Ясно, - кивнул Люциус. – И я должен буду предоставить тебе прохаживаться в моей голове?
- Могу и по этому поводу дать обет. Трону только то, что представляет нашу сегодняшнюю встречу.
- Все, что происходило с того момента, как мы встретились сегодня днем. И… все, что будет относиться к шкатулке. Повелитель… не должен знать о ней.
- Хорошо. В таком случае, - Северус встал, - предлагаю принести обеты, взять тетрадь и отправиться к тебе.
- Ты так и не сказал, какова цена, - со сквозившем в тоне напряжением напомнил Люциус. – Или ты хочешь… ты хочешь, чтобы я стал твоим, - его голос дрогнул, - постоянным любовником?
Северуса окатило холодом.
- Разумеется нет, - отрезал он.
- Ага. Разумеется нет, - пробормотал Люциус, и в его голосе Северусу вдруг почудилась нотка разочарования. Идиотизм. – Тогда что?
- Двести галлеонов, все справочники Жюно по ядам и бутылку тысячелетнего эльфийского, - стараясь игнорировать сдавливающее ощущение в груди, предложил Северус. Он понимал, что должен назвать действительно серьезную цену. Иначе Люциус вновь сделается сейчас подозрительным. И в конце концов, книги Жюно, сохранившиеся в Англии дай Мерлин в паре экземпляров каждая, очень удобно держать под рукой.
- Хорошо, - Люциус выдохнул, на секунду прикрывая глаза. – Сделка принимается.
Северус послал ему одежду, встал и, пройдя несколько шагов по гостиной, отвернулся. Он надеялся почувствовать облегчение – Люциус не будет помнить, следовательно, не будет испытывать отвращения, и вся эта нелепая эскапада наконец закончится, и даже гораздо лучше, чем началась. Но облегчение не приходило. Напротив, сдавливающая боль в груди стала ужасной, такой мучительной, что казалось, грудную клетку сейчас просто сдавит на столько, что она взорвется.
Этот день был хуже, гораздо хуже того, в который он обозвал Лили «грязнокровкой». Но его нужно было пережить.
Взглянув на Люциуса, который оделся и теперь оправлял мантию, Северус легко наклонил голову, благодаря за невмешательство сэра Майлза, и, встав на колени, решительно приготовился давать обет.
========== Глава 14. Антикруциатусное зелье ==========
Люциус, однако, медлил. Видимо, раздумывал, включить ли в клятву еще что-нибудь. Северус подумал, что он бы многое, на самом деле, отдал, чтоб узнать, о чем порой думает Люциус. Иногда он казался очень понятным, но в некоторые редкие моменты становился совершенной загадкой. Понятным – это когда вот как сейчас, недавно совсем, после Круциатуса, с этим «ненавижу», не статуя, а нормальный живой человек. Близкий.
Близкий. Северус вдруг подумал, что большей близости у него и не было никогда. Он когда-то считал, что дружбу с Лили превзойти невозможно и что самое главное – соединение душ, однако, оказывается, ошибался. Это телесное, еще не до конца осознанное, словно что-то поставило наконец на место в его картине мира. И пусть все закончится крахом – разве он не предполагал с самого начала, что это всего лишь на один раз? – но, по крайней мере, теперь понятно, почему у магии тела такая сила. И почему это так трудно подавлять… И стоит ли…
Внезапно отчаяние сменилось благодарностью. Неважно, что там владело Люциусом, может, и любопытство удовлетворял, не зря же сказал: «то, без чего… прекрасно мог бы обойтись». И все же – сделал подарок и очень щедрый. Самому – практически никакого ущерба, а он, Северус, запомнит, будет особо мерзкими вечерами вспоминать – было.
- Я готов, - сказал Люциус, тоже соскальзывая на пол.