- И все-таки, Аделаида не всегда была ангелом, так?
- Все мы порой демоны. – я отвожу взгляд к окну, где видны десятки сосен. – И Дели не исключение.
- И в чем заключается ее демонизм? – боковым зрением я вижу, что Нил не отрывает от меня глаз.
- Она была сущим дьяволом…
… - Я тебе точно говорю, она самая тупая девчонка на нашем курсе. – Дели громко смеется, когда мы заходим в женский туалет колледжа. – Я еще никогда не видела настолько тупых куриц. – девушка останавливается перед зеркалом и достает из сумочки помаду вишневого цвета.
- И почему она… - я хочу договорить, но подруга поднимает указательный палец вверх, заставляя меня замолчать.
- Здесь кто-то есть.
Мы замолкаем, и в абсолютной тишине слышны всхлипы. Кто-то плачет за дверью одной из кабинок. Аделаида всегда отличалась беспардонностью, поэтому она резко толкает дверцу кабинки, и мы видим плачущую Габи на унитазе. Девушка вытирает слезы длинными рукавами своей бесформенной толстовки, в которой ходит в колледж невесть сколько времени. В ее глазах появляется ужас, когда она понимает, что перед ней стоит Дели. Виновница всех ее проблем.
- Ты что здесь делаешь? – тут же набрасывается Дели на бедную Габи.
- Это… - она начинает заикаться. – Это общественный туалет.
- Неужели? – блондинка усмехается. – Пошла вон отсюда, мымра. Проваливай!
- Нет. – еле слышно произносит Габи, что еще больше злит Аделаиду.
- Ты плохо соображаешь? Ах, дауну тяжело думается. – подруга качает головой. – Но мне тебя ничуть не жаль. – в ее голосе слышится столько ненависти и презрения, сколько я никогда и ни от кого не слышала. – Сдохни уже, наконец.
Я смотрю на Габи, которая все еще с испугом глядит на Аделаиду. Мне и самой становится страшно. Дели никогда не была такой грубой. Конечно, она частенько задевала Габи, но никогда не желала ей смерти. По крайней мере, в моем присутствии.
- Я ненавижу тебя, Аделаида Патерсон. Ты умрешь в жутких мучениях. В собственном море крови.
Это были последние слова, перед тем как Габриэла Норман вскрыла себе вены лезвием. Я смотрю на ручьи крови, что стекают по ее ладоням на грязный пол женского туалета, и не могу пошевелиться. Все происходит словно в замедленной съемке. Тело Габи медленно съезжает на пол, а мгновение спустя уже лежит на полу в луже крови.
- Дели, - я наконец обретаю дар речи. – Скорая. Мы должны помочь…
- Заткнись, Мия. – подруга впечатывает меня в стену, и я смотрю в ее испуганные глаза. Она вся дрожит. – Мы ничего не будем делать. Ее найдет кто-то другой. Ей помогут. Девчонку спасут.
- А мы…
- Нет. – Дели судорожно качает головой. – Нас упекут за решетку, Мия. Никто не будет разбираться.
Я бросаю взгляд на бледное тело Габи, которая все еще истекает кровью. И все-таки поддаюсь уговорам Аделаиды и выхожу вместе с ней из туалета.
Проходит час. Два. Три. И только через семь часов мы узнаем, что Габриэла Норман скончалась на полу женского туалета от большой кровопотери. Это было самоубийство…
… - Как ты считаешь, насколько жестоким был тот поступок? По шкале от 1 до 10? – спрашивает Нил после мучительного рассказа. Я поворачиваю голову и смотрю в его глаза. Странно, но на его лице нет ни капли отвращения или презрения. После этой истории он все еще хочет говорить со мной.
- 11. Мы не должны были оставлять ее. Нужно было позвонить в Скорую. Мы бы стали ее. Габи была бы жива.
- Но она мертва, Мия. Как и Аделаида. Думаешь, она получила по заслугам?
- Габи?! – меня удивляет его вопрос. Она совершенно не заслужила такой смерти! Но по лицу Нила я понимаю, что он имел в виду вовсе не Габи. Он говорит о Дели. И я не знаю что ответить. Я не могу сказать, что Дели заслужила быть мертвой, ровно, как и не могу сказать, что не заслужила. – Значит, я тоже заслужу свою долю.
- За что? – Нил делает глоток воды из стакана, по-прежнему не отрывая от меня глаз.
- Я тоже была там. Я не должна была слушаться Дели…
- Нет. – мужчина качает головой, и я вижу ироническую улыбку на его лице. – Идея полностью принадлежала Аделаиде. Она отдавала себе отчет в том, что делала, а ты – нет. Ты была в шоке, Мия. Тогда ты могла только поддаваться, а Дели воспользовалась этим. Она всегда тобой пользовалась. Раскрой, наконец, глаза! Аделаида была эдакой Реджиной Джордж* – популярной и дрянной девчонкой, а ты была кем? Серой мышью? С чего вдруг такая Реджина будет дружить с такой Кэрри Уайт*? Неужели ты никогда об этом не задумывалась?
- По-вашему, Аделаида была первоклассной стервой? – я удивленно смотрю на доктора, а он только разводит руки в стороны.
- Наконец-то. – теперь Нил хлопает в ладоши. – Неужели ты прозрела, Мия?
- Вы совсем больной. – я поднимаюсь с кресла. – У вас крыша протекла, Нил. – хватаю свою сумку и направляюсь к выходу из кабинета.
- Да? Ну, это не я ношу разные носки.
Я останавливаюсь, а когда опускаю голову вниз, то вижу, как из-за кроссовок выглядывают разного цвета носки. На правой ноге розовый носок, а на левой сиреневый.
- Черт. – со злостью я хлопаю дверью кабинета и слышу за ней задорный смех психотерапевта.
Осенний ветер усиливается, а листья на деревьях еле держатся, чтобы не сорваться. Но все-таки один лист ветру удается сорвать. Желтый листик медленно опускается на землю, а ветер в это время прекращает дуть. На мгновение все замирает, пока листик не соприкасается с пожелтевшей травой. Как только он оказывается на земле, ветер набирает силы, и лист снова взмывает вверх. Поток ветра несет лист в неизвестном направлении. Кажется, что он будет лететь вот так бесконечно, но он врезается в окно спальни Шона и застревает в проеме.
- Сегодня приезжает Нэнси. – рядом оказывается мой брат. Он садится на качели рядом со мной и протягивает мне стакан горячего шоколада. Знает, что я люблю.
- Ее не хватало.
Нэнси наша сводная сестра. Самого отчима я терпеть не могу, потому что в нем все такое отвратительное. Нет, он никогда не приставал ко мне. И все-таки есть в нем что-то такое, что отталкивает. Сама Нэнси иногда говорит о таком качестве своего отца. Я не могу сказать, что он плохой человек, но и не хороший. Он что-то скрывает. И улыбка у него жуткая.
- Слушай, Мия, - Шон потирает ладони, и я чувствую, что он нервничает. – Я хотел извиниться. Я не знаю помнишь ли ты, что случилось на вечеринке, но я кое-что сделал не очень хорошее по отношению к тебе…
- Ты про шлюху? – я делаю глоток шоколада. Кажется, что все процессы в организме Шона прекращаются. Я ввела его в ступор.
- Ты помнишь? – только и спрашивает он.
- Вспомнила недавно под натиском офицера Эванса. – я продолжаю смотреть на дерево с которого то и дело слетают желтые листья.
- Что еще ты помнишь? – с некой осторожностью спрашивает Шон.
- А что? – все-таки я удосуживаюсь взглянуть на брата. Он обеспокоен. – Тебе есть что скрывать?
- Да брось. – следует нервный смешок. – Просто интересно.
- Да ну? – я пытливо смотрю на него. – А может все-таки есть?
Шон набирается смелости. Я вижу, как нервно он потирает ладони, и подергивает ногой. Он точно что-то скрывает. О Боже! А если он…
- Я встречаюсь с Майком. – быстро выпаливает брат. Я разбираю смысл сказанного и в шоке закрываю рот рукой. – Что? Не ожидала?
- Шон, - я дотрагиваюсь до его плеча. – То есть ты…
- Гей. Да, ты права.
- И тогда ты назвал меня шлюхой, потому что… - он перебивает меня.
- Потому что ревновал. Я увидел тебя там, с ним и… Мне крышу сорвало, Мия. Прости.
- Ничего. Я понимаю. – я прижимаюсь к брату и кладу голову ему на плечо. – Все в порядке, Шон.
- Ты не ненавидишь меня? Я же ненормальный…
- Шон, - я отодвигаюсь, беру его лицо в свои ладони и заставляю посмотреть на меня. – Ты мой брат. Я люблю тебя, не смотря ни на что. И для меня не важно с девчонкой ты или с парнем… Если ты счастлив, то счастлива и я. То, что ты гей, не меняет моего отношения к тебе.