В эту секунду Шерлок сжал рот очень сильно. Весь разговор навевал такую скуку, что он попытался мысленно отвлечься. Хоть на что-нибудь.
— «Чокнутый Холмс». Вот как мы тебя называли.
— Как оригинально. Разве что на самом деле мальчики из пансиона вас опередили.
— Рэлстон и некоторые другие всегда считали, что ты девственник и просто им завидуешь.
— У Рэлстона сифилис, мало чему завидовать, — огрызнулся Шерлок.
— Да ладно? Правда? — Уилкс усмехнулся, а затем внезапно сменил тему. — Ты при деньгах?
— Когда-то было иначе? — Шерлок протянул ему сложенные банкноты и в ответ получил маленький пакетик. Он тут же убрал его в карман. — Спасибо, Уилкс, — скучающим голосом произнёс он. — Уверен, ты очень занят, не смею тебя задерживать.
Уилкс безмятежно попивал виски.
— Ты обдумал моё последнее предложение? Я посчитал, раз уж оно связано с искусством, ты заинтересуешься.
Шерлок с трудом подавил зевок.
— Только потому, что я художник, ты подумал, что контрабанда антиквариата из Китая привлечёт меня? Как вообще работает твой крошечный умишко? — Он допил абсент. — Я обдумывал твоё нелепое предложение столько же, сколько и другие. Иными словами — ни секунды.
Вдруг Уилкс наклонился ближе, намного ближе.
— Знаешь, Шерлок, наше сотрудничество не вечно, однажды я устану от твоего высокомерия и стану продавать свои товары кому-нибудь ещё. В конце концов, у меня нет недостатка в покупателях.
— Делай, что хочешь. — Шерлоку налили ещё абсента, и он отпил. — Однажды я решу рассказать своему брату правду, когда он спросит, где я беру свои наркотики. Он будет недоволен. Майкрофт проявляет сильнейшую заинтересованность в моём благополучии.
Это было их обычное противостояние.
Через секунду Уилкс презрительно фыркнул, взял свой стакан и направился в другой конец бара.
Шерлок снова остался один.
Он потягивал свой напиток небольшими, медленными глотками, погрузившись в раздумья.
***
Впервые Шерлок начал бродить по тёмным улицам Лондона, когда ему было десять. Всякий раз, как он приезжал из школы, он удирал из дому, смехотворно просто, потому что на него никто не обращал внимания. Родители редко бывали дома, а прислуга не отличалась усердием. Если Майкрофт находился дома, что случалось крайне редко, нужно было лишь приложить чуть больше усилий.
Уйдя из дома, он просто шатался по улицам, переходам и закоулкам Лондона, выучивал их названия, впитывал дух города, запечатлевал его в самом сердце.
Следует признать, что эти прогулки не обходились без случайных происшествий. Не единожды он был благодарен своим нелепым длинным ногам и практиковался в умении давать дёру. Побег не всегда удавался, так что время от времени он получал синяки и царапины. Хуже всего было, когда он вернулся домой, и из его носа хлестала кровь, глаз заплыл и наливался всеми цветами радуги, а в зале наверху его ждал Майкрофт.
После этого Шерлок сбегал, только когда Майкрофта не было дома. (Прислуга всё ещё не отличалась усердием, даже после предупреждений).
Даже теперь он всё ещё гулял по ночным улицам: одинокая фигура в пальто, пошитом на заказ в качестве переделанной офицерской шинели, которую он так полюбил во время войны, — шатаясь по Лондону словно тень.
В эту ночь после чересчур большого количества абсента и, как обычно, изнурительной компании Себастьяна Уилкса, он бродил вдоль Темзы, склонив голову и убрав руки в карманы пальто. Во время ночных вылазок он тщательно осматривал город, делая мысленные заметки об увиденном, а затем вносил данные в свои чертоги разума. Всё это не имело смысла, он понимал, потому что он мог рисовать и без знания, сколько шагов нужно, чтобы пересечь Тауэрский мост, или где проститутки из Сохо отдыхают после работы за чашкой чая и бутербродом с беконом.
Всё это не имело смысла.
Конечно, только не для него: ему нужна пища для ума, иначе он просто взорвётся.
Немного устав, он остановился в середине моста и наклонился через парапет, вглядываясь в тёмные, бегущие воды внизу. Иногда, как например, в этот миг, Шерлока переполняла знакомая тоска, но он не мог её объяснить. Как будто он скучал по чему-то важному, и сам не знал, что это.
Шерлок не был глупцом, он осознавал свою исключительность и отлично понимал, что не найдёт предмет тоски на дне бутылки абсента или на кончике иглы. Но, положа руку на сердце, он не знал, что ещё поделать.
Лучше всего, конечно, помогало искусство. Скрипка. И даже алкоголь и кокаин помогали, хотя бы ненадолго.
Но в итоге ничего не могло прекратить чёрную меланхолию.
Шерлок всматривался в воду так далеко внизу и думал, что если его может излечить только полное исчезновение.
Он покрутил эту мысль немного, потому что на самом деле не хотел умирать, по крайней мере, так и не узнав, о чём же он тосковал. Он постоял ещё немного, затем закутался в пальто плотнее и побрёл обратно в студию.
Только там, в крошечной спальне, он достал шприц и белый порошок Уилкса. Может, этой ночью наркотики прогонят боль. Может, тогда он порисует. И может даже поспит перед рассветом. И ему снова приснится сон, в котором он встретит ласковый взгляд, присматривающий за ним, видящий его и знающий.
Шерлок любил этот сон.
Комментарий к Глава 8. Вечная ночь
*Джон Донн “Гимн Христу перед последним отплытием автора в Германию”, пер. Д. В. Щедровицкого, источник: http://www.world-art.ru/lyric/lyric.php?id=7982
*Туйон — главный компонент абсента: это галлюциноген, зачастую приводящий к неконтролируемой агрессии совместно с опьянением этим же напитком, которое по причине высокой крепости может произойти очень быстро. Эффект воздействия туйона далеко не в лучшую сторону отличает абсент от других алкогольных напитков. Абсент фактически был изгнан из многих стран мира: Швейцарии, США, Франции, Бельгии, Италии, Болгарии, Германии. Абсент стали называть наркотиком.
С 1930-х по конец 1980-х годов абсент существовал на полулегальном положении (преимущественно уничтожались довоенные запасы и контрабандные поставки из Англии)
========== Глава 9. Спиралью ввысь ==========
Джон готов уйти со своей войны, но не знает, куда.
Спиралью ввысь, всё шире и всё выше
(…)
Что было цельным, рушится на части*
— Уильям Батлер Йейтс
Джон, пока одевался, принял решение, что прогуляется через парк от их квартиры до офиса Майкла Стэмфорда. Мэри сочла это вздорной идеей, потому что стоял холодный, сырой день, а ему было хорошо известно, что в такую погоду болит плечо. Ну, он-то, конечно, знал, в конце концов, это же было его плечо. А даже если он и забудет о боли, Мэри ни за что не упустит возможности напомнить.
Исключительно из любви, разумеется.
О которой Мэри тоже напомнит ему.
Пока он стоял наклонившись и завязывал шнурки, из-за чего был в уязвимой позиции, она также отметила, что он мог бы поймать такси.
— Если на то пошло, — продолжала она, — нам стоит купить машину. Небольшую, так чтобы мы смогли с ветерком прокатиться по городу, когда захотим. Разве это не чудесно? — Она лишь отчасти сосредоточилась на разговоре. Основное внимание она уделяла печатной машинке.
Её аргумент, что прогулка в такой день — вздор, звучал неубедительно, потому что последние дни она все его действия и решения считала вздорными. Обстановка в квартире накалилась.
Если честно, он тоже лишь отчасти поддерживал их разговор. Его мысли были заняты предстоящей встречей со своим литературным агентом.
— Знаешь, — мягко сказал он, — не читай мне лекцию, с этим отлично справится Майкл.
Она выругалась себе под нос, но, похоже, не в его адрес, и потянулась за стирательной резинкой.
Не глядя на него, она сказала:
— С чего бы Майклу читать тебе лекции? Он не похож на любителя нотаций. — Затем она нахмурилась, и это точно предназначалось ему. — И я тоже не читала тебе лекцию.
Он знал, что она в это время испытывала большое напряжение. Её редактор из «Таймс» к концу дня ждал статью о роли женщин в послевоенной Британии, но всё же…