- Я люблю его, Томас, - тихо произносит Герман и прикусывает губу почти до крови. Это выстраданное признание дремало под стеклянной оболочкой сердца достаточно долго, как скрытая болезнь, и не давало о себе знать до последнего. Томмераас устал отрицать очевидное и давиться той всепожирающей любовью, которая загробила его жизнь. Нужно было окончательно расставить все точки над «i», пока у него ещё оставались силы. Силы жить и надеяться.
*****
За кулисами творится настоящий хаос: полуголые модели носятся со своими костюмами, распихивая локтями недовольных стилистов; дизайнер коллекции костюмов пытается перекричать многоголосый шум и приготовить парней к выходу. Люди, которые не имеют к моде ни малейшего отношения, считают, что парни-модели гораздо собраннее и спокойнее в работе, в отличие от девушек. Они глубоко заблуждаются, потому что перед показом парни теряют контроль над разумом и с головой ныряют в океан страхов. Подобные выражения Хенрика Холма не касаются, потому что у него за плечами немалый опыт. Сейчас ему плевать на суетящихся коллег и гнев главного дизайнера – он может смотреть только на Тарьея, который стоит так близко и нервно теребит пальцами свой фотоаппарат.
- Волнуешься? – Тарьей подводит глаза и растерянно касается плеча Хенрика. Ему нужно на чём-то сосредоточиться, чтобы не думать о показе, который начнётся через несколько минут. Впервые Сандвик будет фотографировать моделей во время показа, и решение Камиллы, безусловно, ему льстит. Но липкий страх хлещет по коже ледяной плетью, затягивая на каменистое дно беспокойства. Тарьей вслушивается в дыхание Холма и медленно успокаивается.
- Пока ты рядом, нет, - Хенрик смеётся тихо и заразительно. Тарьей смотрит на его сухие губы и лучистые глаза, утопая в них без остатка. Каждый удар сердца доносится до ушей свинцовой дробью, проваливаясь в овраг страсти. Холм не помнит, что такое волнение, а Тарьей не помнит своего имени. Он по уши влюблён в высокого блондина, стоящего напротив, и не хочет думать о том, как много за спиной нерешённых проблем и трудностей. Сандвик попался на крючок, и Хенрик навсегда у него под кожей.
- Засранец, - Тарьей толкает его в плечо, и тот наигранно морщится от боли, с трудом сдерживая улыбку. Сандвик читает на лице Хенрика сливочное спокойствие, смешанное с сахаром теплоты. Холм смотрит сверху вниз и осторожно берёт за руку, переплетая пальцы. У Тарьея сердце нараспашку – веет любовью в лицо, смывает с кожи тёмные разводы сомнений. Он удачно забывает о предстоящем показе, тает под настойчивым взглядом двух сапфиров. - Тебе незачем волноваться, потому что это далеко не первый в твоей жизни показ.
- Ти, посмотри на меня, - Хенрик обхватывает горячими ладонями лицо Тарьея и заглядывает в его изумрудные глаза. Он чувствует, как кожа блондина пульсирует вспышками тревоги, а сердце громко тарабанит, норовя вырваться наружу. Холм не понимает, что больше выводит Тарьея из равновесия – предстоящий показ или его прикосновение. - Ты справишься, потому что ты талантливый фотограф. Камилла хвалила тебя.
- Я знаю, просто это не обычная фотосессия, - кивает Тарьей и украдкой поглядывает на длинные пальцы Хенрика. Он слишком близко. Он слишком пристально смотрит. Кровь в венах бурлит с такой силой, что Сандвик едва удерживается на ногах. Дыхание перехватывает не от волнения. - Мне нужно фотографировать моделей в движении.
- И меня, - мурлычет Хенрик, проводя большим пальцем по щеке Тарьея и практически вжимая его в стену. Сандвик боязливо смотрит по сторонам, но Хенке не даёт ему пошевелиться – активно трётся пахом о его штаны. Сандвик закусывает губу, сдерживая волну возбуждения, и чувствует, как кровь приливает к лицу. Дышит тяжело, глаза застланы брызгами прибоя в сияющих глазах напротив. Смятение распыляется в воздухе, скрываясь в уголках трепещущей души.
- Что значит «и тебя»? – свистящим голосом бормочет Тарьей и опускает руку на талию Хенрика, притягивая его к себе. Воздух между ними накаляется до предела, трещит огненными искрами, обжигая пеплом раскрой багряных губ. Сандвик дрожит в руках Хенрика, а тот не хочет отпускать его. Через пару минут начнётся показ, и Холму выходить первым, но сейчас его не волнует работа. Есть только он и Тарьей, раскрасневшийся и возбуждённый.
- Перестань нервничать, - Хенрик касается носом к носу Тарьея, и тот смущённо дёргается. Хенке улыбается так нежно, что у Сандвика мутнеет всё перед глазами. Он не чувствует рук, не видит мечущихся вокруг моделей – просто дышит Холмом, который нависает над ним, как гранитная скала. Он пьёт дурманящие нотки родного голоса, собирая буквы по крупицам и нанизывая на струны души. Холм выбывает почву из-под ног одним лишь клейким взглядом: - Просто думай обо мне, когда будешь фотографировать, и всё получится.
- Я люблю тебя, - Тарьей сдаётся и целует жадно, требовательно, звонко. Раздвигает языком влажные губы Хенрика и зарывается пальцами в пшеничные взлохмаченные волосы. Сандвик сливается с холодной стеной в безликую тень, ощущая на шее давление цепких ладоней, и углубляет поцелуй – проходится языком по кромке зубов, сплетается в неравной борьбе с языком Хенке. Это игра на поражение. Побеждённого определяет пожар в груди, от которого не бежишь – просто поддаёшься языкам пламени, пока любовь сильнее, чем когда-либо.
Хенрик выходит на подиум первым, и густой шум голосов в зале сменяется волной восхищённых возгласов и аплодисментов. Он скользит по глянцевой полосе расслабленной упругой походкой, качая бёдрами в такт ритмичной мелодии. Лёгкая улыбка, идеально уложенные пшеничные волосы и черный обтягивающий костюм. Тарьей знает, почему Камилла постоянно выбирает Хенрика для открытия показов – чтобы сразить наповал с первой минуты и завладеть вниманием важных гостей, как только их любопытный взгляд коснётся мраморного лица.
Холм твёрдо идёт вперед, собирая в охапку воспалённые взгляды женской половины зала. Сандвик понимает, что ревность неуместна и бессмысленна, но упрямо сверлит глазами каждый изгиб родного лица. Изучает голодным взглядом, пробует на вкус молочную кожу, кусает пухлые румяные губы и цепляется глазами за талию. Хенрик слишком соблазнительный в этом костюме, но Тарьей вспоминает, что должен фотографировать, а не глазеть. Он медленно вырывается из всеобщего гипноза, заправленного стихийным восторгом, и берёт в руки фотоаппарат, свисающий на шее.
Фотография за фотографией, вспышка за вспышкой, а в мыслях лишь текучий лёд любимых глаз, который растекаются тягучей карамелью по венам. Холм незаметно подмигивает Тарьею, и тот окончательно сбрасывает с плеч каменный груз волнения. Он чувствует себя востребованным фотографом, который может выполнять работу качественно. Пока Хенрик проходится по подиуму и возвращается обратно, никто в зале не дышит. Сандвик провожает Хенке цветущей улыбкой и делает завершающие снимки. Он справляется благодаря Холму, который заполняет его мысли тёплым морем, который колотится в сердце ударами молнии.
На подиуме появляется следующая модель, и на лицах гостей бледнеет немое удивление. Высокий шатен в черном велюровом костюме. Наглухо запечатан в своей сумрачной таинственности: руки спрятаны в карманах, а шею едва приоткрывает воротник дегтярно-черной рубашки. Тарьей проходится по худощавому силуэту морозным взглядом и испуганно сжимает объектив фотокамеры. Перед глазами плывет туман ослепительных вспышек, который рассекают громкие разговоры зрителей. Сандвик не фотографирует, не двигается. Он смотрит пристально и растерянно, впитывая каждую чёрточку лица. Тарьей помнит эти шоколадные глаза с янтарным отливом, каштановые волосы, припорошенные золотом, и лукавую улыбку. Сандвик не дышит, не видит никого вокруг. Он будто проваливается в пустоту, попадает за долю секунды в другое измерение, где его жизнь распинают на кресте прошлого. Он видит Германа, который изящной походкой двигается по подиуму прямо на него. Сердце Тарьея издаёт приглушённый треск, который ноющей болью ударяет в виски, как выстрел. Садвик падает, роняя на пол фотоаппарат, и последнее, что он видит, – расплывающийся силуэт Томмерааса. Неужели прошлое будет преследовать юного фотографа вечно?