- А ты что? – осторожно интересуется Карл. Спина Хенрика серой стеной леденеет перед его глазами, но Эггесбо не спешит идти по горячим следам. Холм взвинчен, будто на грани нервного срыва, и обезоружен дурными мыслями. Он слабо похож на счастливого влюблённого парня, у которого раньше горели глаза при случайном упоминании имени Тарьея. Медные тени под глазами и усталость, бледностью отпечатанная на лице. Любовь замурована под тканью горячего сердца.
- Я ничего не сказал, - Хенрик потупляет взгляд и ёрзает кроссовками по паркету. Его голос надламывается с каждым словом, но Карл смотрит на него с открытым замешательством. Он не верит собственным ушам, потому что ничего глупее в жизни не слышал. Человек, который сходит с ума из-за любви, не может выразить своих чувств. Звучит нелепо и подавляюще.
- Ты хочешь сказать, что Тарьей признался тебе в любви, а ты просто промолчал? - недовольно закатывает глаза Карл, ударяя себя по лбу толстой папкой с документами. Хенрик испуганно останавливается посреди подиума и затуманенными глазами смотрит на друга. Идея с поцелуем вдруг перестаёт казаться ему удачной. - Холм, ты идиот? Ты же любишь его.
- Да, и что теперь делать? – разводит руками Хенрик и спускается с подиума. Он не идёт, а шатается, как корабль во время шторма. Холм нервно водит пальцами по шее, чувствуя пульсирующую дробь сердца. Его опустошённый взгляд доводит до бешенства Эггесбо. Каким же беспомощным делает человека любовь. Это не награда свыше, а опасное оружие, которым можно убить самого себя.
- Просто пригласи Тарьея на ужин и поговорите нормально, - Карл кладёт ладонь на плечо Хенрику и мягко улыбается. Лёд в сердце Холма медленно тает, растекаясь шумными потоками по телу, а гримаса боли ускользает с бледного лица. Парень благодарно смотрит на Эггесбо, пожимая ему руку, и тянется в карман джинсовой куртки за телефоном. Карл расплывается в добродушно-хитрой улыбке, наблюдая за Хенриком, который с нетерпением набирает номер Тарьея. Любовь превращает взрослых самодостаточных людей в капризных детей, которые сами не понимают, чего хотят.
*****
- Не знал, что ты куришь, - Хенрик исподлобья смотрит на Тарьея, подгибая под себя ноги. Его солнечный мальчик сидит прямо перед ним на подоконнике и выпускает в полуоткрытое окно волну едкого дыма. Холм ненавидит сигареты и запах никотина, но Тарьеем, который курит, он готов любоваться вечно. То, как его тонкие губы обхватывают сигарету. То, как он искусно выпускает кольцами дым. То, как он сжимает в руках тлеющий окурок. Хенрик упоенно закусывает губу и отводит взгляд в сторону, встретившись с двумя застывшими изумрудами.
Холм не ожидал, что Тарьей согласится прийти к нему на ужин. Заявиться на ночь глядя к малознакомому парню домой – это не в его стиле. Но он превзошёл все ожидания Хенке – не просто согласился, а ещё и пришёл с бутылочкой вина. Сандвик отказался в этот вечер от серой толстовки и рваных джинсов, которые являются основой его повседневного гардероба. Хенрик прикусил себе язык, когда увидел на пороге квартиры такого нарядного Тарьея – фисташковая рубашка, черные обтягивающие брюки и идеально уложенные пшеничные волосы. Хоть Холм и привык видеть своего «друга» помятым, несобранным, с выбивающимися из-под красной бейсболки кудряшками, но таким элегантным он нравился ему ещё больше. Ужин обещал быть запоминающимся и атмосферным, но в какой-то момент что-то пошло не так. Изысканно-любезная улыбка на лице Сандвика растворилась в воздухе, как только парни сели за стол. Хенрик так долго провозился над запечённой рыбой, что грешным делом начал корить себя за плачевные навыки кулинара. Кислое лицо юного фотографа начало пугать Холма. Он пытался рассеять напряжение с помощью алкоголя, но блондин слишком мало пил. Когда Сандвик выудил из кармана пачку сигарет, Хенрик и вовсе потерял надежду.
- Вредная привычка, но я курю, только когда нервничаю, - смущённо отвечает Тарьей и делает очередную затяжку. Облако дыма застилает глаза Хенрика, но Сандвик чувствует, как его прожигают сапфировые омуты. Он жалит его сосредоточенным взглядом весь вечер, будто требует важного разговора, а единственное, на что сейчас способен Тарьей, - это молча курить и отгонять трусливые мысли. Они оба нуждаются в разговоре, потому что после вчерашнего поцелуя осталось слишком много слов, стеклянной крошкой засевших в голове.
- Почему ты нервничаешь сейчас? – незамысловатый вопрос ударяет в лицо Тарьею ударом молнии, но он лишь издаёт нервный смешок. Хенрик читает его, как открытую книгу, и даже если Сандвик попытается соврать, его вычислят за считанные секунды. В зелёных глазах написано гораздо больше, чем может представить Тарьей. Холм видит его замешательство и пытается быть вежливым: - Ужин не понравился?
- Нет, понравился, - выдыхает Тарьей и тушит окурок о подоконник. Сердце пропускает удар, потому что взгляд Хенрика медленно крошится, как лёд, рассыпается ошмётками страха и недоверия. Ладони потеют, покрываясь солёными капельками волнения, но Сандвик не хочет уходить от ответа. Холм дорог ему больше, чем кто-либо в этом городе, и он заслуживает знать всё до последней мелочи. - Я нервничаю, потому что ты… близко.
- Боже, ты просто невероятный, - горячая улыбка касается уголков губ Хенрика, и он накрывает подрагивающие пальцы Тарьея своей ладонью. Его мальчик застенчиво опускает глаза, и Холм окончательно теряет контроль над своим дыханием. Дышать становится так трудно, будто он бежит стометровку, а не просто держит своего парня за руку. Своего парня? Да, Сандвик закрепился в его сердце в таком статусе ещё вчера. На языке неугомонно крутилось трогательное слово «Мой». Блондин жаждал назвать Тарьея так хоть один раз, распробовать сладостный вкус этого слова на губах, почувствовать тепло, исходящее от него лучами солнца.
- Нет, я обычный, - робко твердит Тарьей. Он забывает абсолютно все слова, и голос предательски дрожит, потому что его руку сжимает тёплая ладонь. Сандвик знает, что у Хенрика такое же пламенное сердце. - К тому же, ты многого обо мне не знаешь.
- Я не хочу, чтобы ты возвращался в прошлое, - Хенрик говорит решительно, и Сандвик даже моргнуть не может. Низкий голос с пьянящей хрипотцой забирается под кожу, как крупицы мороза. Тарьей слышит своё грохочущее сердце, но смотрит только на Холма. Он готов тонуть в этих леденящих глазах всю оставшуюся жизнь, лишь бы искры счастья в них не угасали. - Сейчас ты здесь, со мной.
- Да, но я хочу, чтобы ты знал, - голос Тарьея не дрожит, не клокочет, не трещит. Он говорит спокойно и откровенно, и Холм не оставляет этот факт без внимания. Хенрик безошибочно угадывает, когда ему врут. Волшебная способность актёра? Может быть. Сейчас ему так уютно рядом с Сандвиком, который смотрит так нежно и хватко, будто боится утерять нужный момент. Ему так хочется рассказать о прошлом, о том, что его тревожит. Тарьей знает, что Хенрик всё поймёт и никогда не осудит. - Ты ведь слышал вчера мой разговор с мамой?
- Немного, - кивает Хенрик и бросает на Тарьея короткий взгляд. Льдинки обиды не видны в жасминово-зелёных глазах – лишь гладкое понимание и доверие. Холм не испытывает острой потребности погружаться в прошлое его мальчика. Ему просто нужен Сандвик, который будет держать его за руку и улыбаться. Если в прошлом Тарьей был измучен и разбит, то нужно выжигать его последствия, стирать все ниточки, связывающие с ним. Хенрик намерен сделать Сандвика счастливым, а для этого скелеты прошлого не нужны.
- Она просила меня возвращаться домой, - морщится Тарьей, опираясь на оконный откос. Он растерянно вертит в руках пачку сигарет, но закурить не решается. Нельзя слепо подчиняться слабостям, которые зажимают сердце в тиски. Хенрик осторожно поглаживает пальцы Тарьея и заглядывает в глаза. Сандвик не боится напряжённого взгляда, скользящему по его лицу, потому что понимает всё без слов. Химическая связь парней сильнее, чем может показаться на первый взгляд. Безумное желание быть рядом, граничащее с зависимостью. А можно зависеть от человека? Можно не дышать без него?