От полученных в схватке ударов тело ныло. От усталости руки и ноги казались невыносимо тяжелыми. Голова кружилась, и казалось, что пронзительные крики звучат до сих пор. Но все равно, какую-то часть пути Махмуд преодолел верхом, прежде чем вернуться в карету. Он никогда не мог заснуть сразу после вылазки или рейда. Хотелось успокоиться, прийти в себя. Сердце билось так, будто было готово вот-вот выскочить из груди. Тревожные мысли одолевали только теперь, когда всё осталось позади.
«А я ведь мог погибнуть… мог не успеть…».
Он не хотел, чтобы снова началась война. Он признавал, что сейчас убивать необходимо – но не хотел делать это всю жизнь.
Но что будет дальше?
Заганос говорил, сейчас не удастся сохранить мир надолго. Если бы только он ошибался!
Махмуд вспоминал, как супруг провожал его в это путешествие. Красивое лицо оставалось равнодушно-спокойным, голос не дрогнул. «Будь осмотрителен и доверяй только себе. Старайся не снимать кольца надолго, они могут тебе пригодиться. И как бы кто бы ни пытался вывести тебя из себя, сохраняй спокойствие». Но, когда их руки соприкоснулись, Заганос на миг сжал его ладонь в своей.
Оставаться спокойным, что бы ни случилось.
Махмуд вернулся в карету. Еще день пути, и оба посольства будут в столице Балтрейна. Если всё пойдет так, как было задумано.
========== Глава 9 ==========
Роскошь и великолепие огромных залов поражали даже гостей, знакомых с жизнью в высшем свете не понаслышке. Если в Альтуне во дворце верховного паши и особняках вельмож преобладала дорогая простота, в Сент-Михаэле было принято подавлять богатством и величием. Дорогие ткани портьер и обивок, резные узорчатые панели из редких сортов дерева… цветы в вазах, наполняющие залы ароматом, от которого кружилась голова. Ослепительное сияние сотен свечей.
Уже почти неделю Махмуд изо дня в день любовался всем этим великолепием, но ни на шаг не приближался к цели.
Его и Халила-пашу в столице Балтрейна встретили со всеми почестями, полагающимися по статусу, поселили в городском особняке одного из советников императора, и хозяин дома был неизменно любезен, расточая заверения в готовности сотрудничать. Захваченных пленников держали под охраной в главной тюрьме столицы, и следствие длилось. И все же окончательное решение еще не приняли.
Оставалось только танцевать на балах, вести ничего не значащие светские разговоры и ждать. Правда, несколько раз Махмуд видел министра Луиса с супругой, но счастливые молодожены не расставались ни на миг и с явной неохотой относились к разговорам о политике. Неужели их связь уже сейчас так сильна? Или Луис использует первый месяц после свадьбы как предлог для того, чтобы тянуть время и не спешить с подведением итогов по самым важным делам?
Он ведь вполне способен на такое. Да, солгать о самом существовании или отсутствии связи с ни-шан не осмелится никто, ни опытный интриган, ни даже разбойник с большой дороги. Эта сила подобна силе стихии. «Вода не приемлет лжи» - говорят в Турции. «Земля, по которой мы ступаем, знает и помнит всё о нас» - так звучит ритуальная фраза истинных в Балтрейне. Но вводить других в заблуждение или недоговаривать о том, что происходит между человеком и его истинной парой… вполне вероятно. Сколько раз за всё это время Махмуд сам в ответ на поздравления улыбался и говорил, что счастлив, как никогда в жизни, и ни с кем не делился своими колебаниями и сомнениями. А такой человек, как министр, тем более способен притворяться поглощенным семейной жизнью и строить далеко идущие планы!
Слишком разными казались эти двое. Весь облик лорда Луиса, светловолосого, с холодным светлым взглядом – внешность, свойственная большинству северян – и предпочитающего мерцающие зеленоватые и серебристые тона в парадном облачении, представлял собой контраст с южной красотой супруги, черные как ночь локоны которой спадали на смуглые плечи, и с ее нарядами, алыми с золотой отделкой. Луис был немногословен, леди Анхелес, напротив, охотно говорила с иностранными гостями обо всех вещах, не касающихся расследования, которое привело посольство в Сент-Михаэль. Особенно она интересовалась тем, какими средствами пользуются врачи в далеких провинциях, и насколько местные снадобья помогают больным.
На службе Махмуд успел многое повидать – и самые настоящие подвиги, совершаемые лекарями, у которых в распоряжении всего лишь старые инструменты да местные зелья, и страдания и смерти раненных. Но говорил об этом осторожно. Как знать, война может начаться когда угодно, и, не приведи небеса, любое невзначай оброненное слово способно привести к непоправимым последствиям.
Не раз на этих приемах и праздниках ему казалось, что за несколько дней в душе он стал старше на несколько лет. Раньше он думал о людях по ту сторону границы только как о врагах, виновных в гибели его родных и родных его товарищей, как о чудовищах, когда-то разорявших Турцию. Двенадцать лет – слишком мало, чтобы все раны затянулись.
Но невозможно было увидеть кровожадное чудовище в госпоже Анхелес, такой веселой, милой и увлеченной любимым делом.
…После танцев гости расходились по гостиным и салонам, играли в карты, пили вино, обсуждали последние новости. Махмуд оглянуться не успел, как его позвали за карточный стол две дамы в военных мундирах. Огненно-рыжая – Жанна Дельбе, командир одного из провинциальных гарнизонов – тасовала колоду, и карты быстро-быстро мелькали в не по-женски широких ладонях. Светло-русая – Валери Ларош, капитан отряда императорской гвардии – курила, ожидая раздачи нужного количества карт для игры. В Балтрейне курили не кальян, а тонкие трубочки, наполненные табаком. «Сигариллы»**, так это называлось.
На запястьях женщин блестели серебряные браслеты со стилизованной гравировкой в виде языков пламени, здешнего символа предназначения свыше, и с одинаковыми подвесками в форме львиной головы.
За игрой в тонто разговоры не прекращались. Капитан Дельбе остроумно рассказывала о проделках новобранцев, тоскующих по женскому обществу в провинциальной глуши.
- Сколько раз приходилось их ловить из самоволки, а то и сдавать на руки военным врачам… есть места, в которых такая живность водится, не приведи небо повстречаться. И что вы думаете? Придут в себя, и снова сбегают. За нашими пантерами не поухаживаешь, чуть что, мало не покажется.
Теперь-то пригодилась наука… Махмуд не рисковал делать крупные ставки, но даже при этом понимал, как трудно бы ему пришлось, если бы Заганос не учил его держать в уме несколько задач одновременно. Следить за картой, следить за жестами других игроков, сохранять тот рассеянно-беззаботный вид, по которому они не угадают, какой набор у тебя на руках – и при этом еще поддерживать беседу. Даже играть в шахматы параллельно на нескольких досках казалось не так сложно: построенная на логике игра не требовала этого актерского мастерства. А ведь на вечере внимание отвлекало буквально всё. Шутки, иногда весьма вольные, от которых юноша краснел, а дамы, замечая это, смеялись еще громче. Другие гости, время от времени подходящие к столу и интересующиеся, как идет игра. Дым, шум.
И собственные горькие мысли.
Сейчас было весело разговаривать с Валери и Жанной, сейчас увлекала игра – но от того еще тяжелее становилось думать о том, что, если начнется война, с этими красивыми и азартными дамами придется встретиться на поле боя. Придется оборвать нить молодой жизни, и что хуже всего, человек, связанный узами истинного брака, после смерти ни-шан (или соулмейта, как здесь говорят) долго не живет. Даже если один из пары в безопасности, а другой пал в битве – оставшийся в живых почувствует потерю в тот же миг.
Об этом и многом другом нет времени размышлять, когда ты действуешь. Совсем не то, когда ты просто наблюдаешь жизнь со стороны.
*
Чтобы не терзать себя сомнениями, свободное время Махмуд проводил в лавках и на рынках, выискивая редкие вещицы, которые хотелось привезти домой. Бывало, в сознании звучал знакомый холодный, ироничный голос: «Ты же не знаешь, довезешь ли всё это богатство домой! Хоть бы была воля небес на то, чтобы ты сам вернулся живым. На свадебные празднества ты уже рискуешь опоздать». Да, наверное, Заганос так бы и сказал.