Наконец Гилдерой высвободился из материнской хватки и представил Риддла:
— Мама, познакомься. Это Том Риддл, мой сосед. Он изучает темную магию. Том, это моя мама…
— Что ж, и этим все сказано, — вставила гостья.
— О, совсем нет. Я бы еще добавил, что ты замечательная женщина и красавица.
— Спасибо, дорогой, ты — чудо. Но главный смысл моей жизни и мое призвание — быть твоей мамой. Не каждая женщина может похвастать, что ее сын — бесстрашный герой и талантливый писатель, — ее слова сопровождались кокетливым смешком.
— Рад с вами познакомиться, миссис Локхарт.
— Зовите меня миссис Л. Я помешала вашему ужину?
Гилдерой густо покраснел и посмотрел на Риддла, умоляя его придумать убедительное объяснение свечам, вину и драконьей печенке. Но, к счастью, миссис Л. обладала удивительным даром видеть мир таким, каким ей хочется. А всего, что выходило за рамки ее представления о действительности, для нее просто не существовало. “Этого не может быть, потому что этого быть не может”, — вот какую фразу ей стоило бы сделать своим девизом.
В суматохе все позабыли про Сеси, и та, воспользовавшись ситуацией, встала на задние лапы, а передними подгребала к себе пресловутую драконью печенку.
— Что это? — удивленно спросила миссис Л.
— Моя мантикора, — честно признался Том.
— Вы бы лучше посадили ее на цепь, я слышала, эти твари очень свирепы.
— Гилдерой не даст вас в обиду, — бросил в ответ Риддл, но Сеси от стола оттащил. Та посмотрела на него, как на предателя, и забралась под стол. Миссис Л. не вызывала у нее желания познакомиться поближе, хотя обычно в присутствии хозяина она вела себя смелее: нагло лезла к гостям под мантии и пыталась сыграть с ними в кошки-мышки.
— Именно так. Вы уже читали его новую книгу? У меня сердце замирает, когда я думаю, в какие страшные переделки попадал мой мальчик. — Взгляд, который миссис Л. бросила на сына, был полон материнской гордости. — Жаль, что я уже не могу загнать его домой после наступления темноты, — за этими словами последовал еще один кокетливый смешок.
Том в ответ улыбнулся, и Гилдерою стало не по себе; впрочем, он чувствовал себя не в своей тарелке с того момента, как его мамочка вошла в комнату.
— Думаю, вам не стоит волноваться, — сказал Риддл, и его ласковый тон заставил Локхарта поежиться. — Сомневаюсь, что дороги вашего сына и страшных чудовищ когда-нибудь пересекутся. Гилдерой все для этого сделает. Впрочем, вам нужно о многом поговорить, не буду вам мешать.
Он подозвал Сеси, и они вместе направились к двери. Мамаша и сын проводили их пристальными взглядами: Гилдерой — ледяным, а миссис Л. — недоуменным. Она не понимала, как ее умница мог связаться с таким нахалом, но была полна решимости все исправить.
*
После разговора с любимой мамочкой Гилдерой поспешил в свою комнату, захлопнул дверь, прислонился к ней и облегченно выдохнул. Своими расспросами мама выжала из него все соки, будто оголодавший вампир. А врать под ее испытующим взглядом было так же сложно, как сопротивляться Веритасеруму. Да, в мечтах он совсем не так представлял свое возвращение домой и окончание этого вечера. Стук в дверь привел Локхарта в чувство, он вздрогнул, понимая, что второй раунд допросов ему не выдержать. Но миссис Л. уже давно бы распахнула дверь, она считала, что ждать разрешения войти — значит терять время зря. А стучавший проявлял больше терпения.
Наконец Гилдерой отлепился от двери и не очень удивился, когда, открыв ее, увидел Тома.
— Пришел злорадствовать?
— Нет, пришел показать, как сильно я по тебе соскучился. — Том хмыкнул и сотворил прямо перед носом любовника пепельно-серую розу. Локхарт отпрянул, будто ему подсунули дохлую крысу, роза растворилась в воздухе.
— Ты сошел с ума?! — прошипел Гилдерой и затащил своего любовника в комнату. — Здесь моя мама!
— Прямо здесь? — Том окинул спальню внимательным взглядом. Кроме как под кроватью, смахивавшей на королевское ложе, прятаться было негде. Она да еще несколько китайских напольных ваз и антикварное трюмо с зеркалом составляли всю обстановку комнаты.
— Нет, в лиловой спальне.
— Понятия не имею, где это.
— Через три комнаты от моей.
— Тогда в чем проблема? У твоей мамочки есть привычка подглядывать за другими сквозь стены?
Локхарта его слова не успокоили, наоборот, он увернулся от объятий Риддла и заметался из стороны в сторону, как если бы пол горел у него прямо под ногами.
— Она в любой момент может зайти сюда, чтобы проверить, все ли у меня хорошо. И как тогда мне объяснить твое присутствие?
— Скажи, что мы играем в шахматы. — Том непринужденно сунул руки в карманы черной мантии и улыбнулся. Он мог позволить себе ухмыляться сколько угодно, ему-то терять было нечего.
— Какие шахматы? — Гилдерой замер и усилием воли заставил себя стоять смирно. Хотя ему так и хотелось снова пуститься в галоп и наматывать круги, пока на пушистом ковре не появятся проплешины.
— Писательские. Те, что существуют лишь в нашем воображении. — Риддл надеялся, что его любовник угомонился. Чем дольше Локхарт крутился по комнате, как черт на веретене, тем труднее было противостоять искушению метнуть в него Ступефай. Выждав еще немного, Том рискнул подойти к нему. Раньше Гилдерой обязательно назвал бы его походку мантикорьей, но с тех пор, как в их доме появилась Сеси, он понял, что легенды о бесшумности и грации мантикор сильно преувеличены. Когда блохастая гадина, учуяв жареную колбасу, неслась через весь дом в кухню, топот стоял такой, будто где-то рядом бесился маленький тролленок.
Том осторожно куснул его в шею.
— Это был ход конем? — поинтересовался Локхарт.
— Не совсем, всего лишь пешка на е2е4. Но я могу показать, как ходить конем.
— Пока мама живет у нас, мы будем вести себя как обычные соседи. И постарайся быть с ней вежливым. А то у нее уже есть сильные сомнения в твоей порядочности.
— Интересно, с чего бы? Но ради тебя, любовь моя, я не буду показываться твоей мамаше на глаза.
— Этого будет мало. С сегодняшнего дня никакой темной магии, любовников и ночных загулов. И выпивки тоже, у мамы нюх на алкоголь, как у твоей мантикоры — на колбасу. Теперь, Том, мы с тобой — приличные люди.
— И надолго к нам приехало это счастье?
Вместо того, чтобы ответить, Гилдерой подошел к кровати, сел и уткнулся лицом в ладони.
— Несколько дней? — продолжал допытываться Риддл. — Недель? Месяц?
Локхарт тихо застонал.
— Я не знаю. После смерти отца она чувствует себя потерянной и одинокой, и ей нужна моя поддержка. У нее сейчас трудный период.
— Мои соболезнования. — Том пристроился рядом, Гилдерой холодно на него посмотрел.
— Ты уже выражал их полгода назад.
— Но я все еще сочувствую твоему горю и хотел, чтобы ты об этом знал. — Риддл выглядел искренним и серьезным, но Локхарт был писателем, а писателя обмануть — не тролля вокруг пальца обвести. Презрительно усмехнувшись, он дал понять, что не верит ни одному слову своего любовника. И понадеялся, что тот прочтет в его глазах желание увидеть, как один скользкий темный маг будет выворачиваться, если злобная гарпия схватит его за горло.
— Кажется, у твоей мамы есть и другие дети. Она могла бы пожить у них.
— Мои сестры живут в магловском мире и не слишком хорошо с ней ладят. Они ведь не ведьмы, им нас не понять. В детстве сестры больше тянулись к отцу, ну а я почти все свое время проводил вместе с мамой. Она называла это раздельным воспитанием детей. Папа занимался девочками: возил их на танцы, в школу, учил плавать и водить машину. А мама всю себя посвятила мне и развитию моих колдовских способностей. Она всегда знала, что я буду великим волшебником. С сестрами я почти не общаюсь, у нас разные дороги, да и с отцом мы редко виделись, я и не знал, как он сдал в последние несколько лет перед смертью.
Том еще ни разу не видел своего любовника потерянным и беззащитным, будто кто-то отвел от него луч прожектора. И великий герой, кавалер ордена Мерлина третьей степени получил возможность наконец немного побыть собой. Риддл не любил нежностей, но пересилил себя и осторожно обнял Гилдероя. Он знал тысячу и один способ обмануть, предать, причинить боль и убить, но не умел ни утешать, ни ободрять. И надеялся, что Локхарт не разрыдается, потому что тогда ему точно придется подниматься в лабораторию и спрашивать совета у книжных духов.