– Штурм? Заложники? – сделал удивленное лицо Илья Юрьевич, пытаясь протянуть время. Хотя к чему? Они ведь не уйдут, пока не добьются своего. Почему он не ушел сегодня с работы пораньше? Ведь можно было уйти, никто его не держал, сам себе начальник…
– Рассказываю тебе, председатель, что творится в городе. Один наш друг с сотоварищами взяли заложников и требуют оружие и машину. ОМОН готовится к штурму камеры. А ты позвонишь и своей властью, данной тебе народом, скажешь: ОМОН может действовать только в том случае, если командир и начальник тюрьмы дадут полную гарантию безопасности заложников.
– Но почему вы решили, что они… послушаются меня?
– А мы и не думаем, что тебя будут слушаться. Просто при облаве на волков любой красный флажок играет роль и не бывает лишним. Да и с тобой пора было познакомиться. Звони.
4
– И что будем делать? – начальник тюрьмы капитан Пшеничный – уже пожилой, с широкой спиной и большими деревенскими руками, посмотрел на командира ОМОНа. Старший лейтенант, в свою очередь, перевел взгляд на телефон, по которому только что председатель горисполкома потребовал от него полной гарантии безопасности не только заложников и омоновцев, а и тех, кто поднял бунт. У Карповского не повернулся язык даже назвать их преступниками.
– Арнольд Константинович, а как точно выразился Карповский, когда вы звонили ему насчет захвата заложников? – попросил вспомнить Пшеничного старший лейтенант.
– Что-то типа: «У нас страна развалилась именно потому, что все старались переложить свои дела на плечи других. Действуйте по инструкции». По крайней мере, смысл этот. А сейчас такое впечатление, будто он ничего не знает и слышит о штурме первый раз.
– Это самая удобная позиция – ничего не знать, не брать на себя никакой ответственности, – в раздумье покивал головой командир ОМОНа. – И все же я считаю, что надо действовать по нашему плану. И чем скорее, тем лучше. Рана у Сергея, кажется, очень серьезная, и долго без медицинской помощи он не протянет, – старший лейтенант имел в виду прапорщика-разводящего, первым бросившегося выручать заложников и получившего заточкой удар в живот. – За его смерть Илья Юрьевич тоже отвечать не будет, так что она ляжет на нашу совесть. Давайте еще раз по деталям.
– Смотри, Андрей… Мне терять нечего – пенсия обеспечена, конкуренты на должность не подпирают.
– Не надо ни на что намекать, Арнольд Константинович. Моя совесть – в моих погонах. Поэтому так: я со своей группой вхожу соседнюю камеру, вы начинаете греметь ключами в коридоре, у дверей бандитов, отвлекая их внимание.
– А взрыв… он того…
– Арнольд Константинович, ну не первый же раз, – успокоил улыбкой Андрей. – Этот взрыв – направленного действия, он разрушает только конкретный участок стены, которая же и рухнет только под себя. Заложники у нас сидят у противоположной стороны, вы со своими ключами заставите Козыря и его банду подойти к двери. В это время я взрываю заряд и врываюсь через пролом.
– А потом?
– Потом – дело техники. Не справимся руками, применим спецсредства. Главное, повязать Козыря, остальные – пешки. Главное, чтобы вы…
Договорить старшему лейтенанту не дал телефонный звонок. Андрей, разговаривавший с председателем горисполкома последним, отодвинул аппарат начальнику тюрьмы.
– Если опять Илюша, пошлю ко всем чертям, – проговорил капитан, снимая трубку. – Да, слушаю… Андрея Леонидовича? Пожалуйста.
Пшеничный подал трубку старшему лейтенанту, недоуменно пожал плечами на вопросительный взгляд Андрея.
– Старший лейтенант Тарасевич, слушаю вас.
– Здравствуй, старший лейтенант Тарасевич.