- Что случилось с тобой на озере Ормон, Таул? - тихо спросил Джек.
Он уважал решимость Таула, но должен был знать, на чем она зиждется.
Таул потупился, глубоко дыша, и наконец сказал:
- Я понял, что искал последние шесть лет: я искал случая исправить прошлое. Из-за меня погибла моя семья, Джек. Две сестры, две чудесные златокудрые девчушки, и пухленький малыш, который всякий раз вскидывал глазки, слыша мое имя. - Его голос сорвался. - Я бросил их на произвол судьбы - просто взял и ушел. - Таул провел рукой по лицу и попытался совладать с собой. Когда он заговорил снова, голос у него стал звучать совсем по-другому. - Без меня они не могли прожить, Джек. Не могли. Мне следовало бы знать это. Я был достаточно взрослым, чтобы знать. Я понимал, что оставляю их на ненадежного человека.
Джек слушал, как его друг бичует себя, и знал, что бессилен ему помочь. Он не мог ни понять, ни измерить ту боль, с которой жил Таул. Тронув рыцаря за плечо, он сказал:
- Я не стану удерживать тебя. Делай что считаешь нужным.
Глаза Таула горели, и на щеке дергалась мышца.
- Большего я и не прошу, Джек.
Джек улыбнулся - хотел бы он предложить другу нечто большее.
- Пошли, Таул, - сказал он, положив ладонь ему на спину. - Повидаемся с Мейбором напоследок.
Грифт ждал их за дверью. Увидев его в резком лунном свете, Джек заново поразился произошедшей в нем перемене. Дородный некогда стражник стал тощ как щепка. Нынче был день объятий - Джек подошел и обхватил Грифта за плечи.
- Он ушел без страданий. Во сне. - Огромная слеза скатилась по щеке Грифта. - Он был храбрый человек. Кто-то, может быть, скажет вам, что он был тщеславен, другие назовут его сущим дьяволом, но вы не слушайте. Ступайте к госпоже Меллиандре и скажите ей, что отец ее был героем. Это правда, и каждый человек под этой крышей скажет вам то же самое.
- Я знаю, Грифт. Я знаю.
Грифт открыл дверь и впустил их в комнату. Мейбор покоился на свежих простынях, со сложенными на груди руками, завернутый в красный шелк. Лицо его утратило все краски, но волосы по-прежнему блестели, и щеки казались свежевыбритыми.
- Вот. - Грифт подал Джеку тряпичный мешочек. - Здесь кольца и нашейный обруч, которые он надел, идя в бой. Он распорядился, чтобы вы использовали это для уплаты за лошадей и постой. Еще он оставил расписку, где обещает, что недостачу покроет его сын.
Джек положил мешочек за пазуху.
- И ты думаешь, Кедрак заплатит?
- Сомневаюсь. Но это не важно. Мейбор умер, веря, что сын заплатит, и это главное.
- Но после того боя...
- Нет. Мейбор крепко верил в то, что сын не предаст его памяти, оставив эту расписку, он дал Кедраку случай получить прощение. Он не хотел, чтобы сын до конца своих дней думал, будто отец сошел в могилу, проклиная его. - В голосе Грифта звучала немалая гордость - видно было, как сильно бывший стражник привязан к Мейбору. - Я знаю Кедрака - он упрямец и порядком очерствел душой, но когда-нибудь он пожалеет о содеянном. И Мейбор, дав ему случай расплатиться с крестьянами и с трактирщиком, дает ему также возможность примириться со своей совестью, когда этот день придет.
Джек так и не сумел придумать достойного ответа. Отношения между отцом и сыном были для него закрытой книгой.
Ответил, как ни странно, Таул. Он еще не оправился после своей исповеди на лестнице и говорил тихо и хрипло.
- Мейбор хорошо сделал, позаботившись о своем сыне. Не все отцы думают о том, чтобы избавить своих сыновей от чувства вины.
Таул был мрачен. Что-то еще гнетет его, кроме смерти сестер, подумал Джек. Почему о сестрах не позаботились родители? Почему в каждой семье таится столько боли и горя?
Грифт открыл перед ними дверь.
- Вы уезжаете прямо сегодня?
- Да, - сказал Джек. - Встретимся в Брене.
Грифт кивнул. Он вдруг показался Джеку совсем старым - старым и маленьким.