- Так о твоей гнусной лжи знают и другие?
- Только один - мой близкий друг. Но вам не о чем беспокоиться, ваше преосвященство. Свет еще не видал таких скромных людей, как мы.
- Чего же ты хочешь?
- Прежде всего я хочу, чтобы вы оставили в покое рыцаря. Пусть он, вернувшись в Рорн, спокойно сойдет с корабля и с миром уедет из города.
- Далее?
- У вас содержится в заключении подруга рыцаря по имени Меган. Я хочу, чтобы ее освободили тотчас же. Она уйдет со мной. - Хват понятия не имел, кто такая эта Меган, но не зря же Старик упомянул о ней. И потом, друзья Таула - его друзья. В продолжение их беседы лицо архиепископа постоянно меняло цвет и теперь приобрело опасный пунцовый оттенок. Он дернул звонок.
- Мальчик, давай проясним все до конца. Твои обвинения - наглая ложь. К несчастью, такой человек, как я, не может допустить, чтобы подобная ложь пачкала его репутацию. Поэтому, и только поэтому, я соглашаюсь на твои требования.
Хват счел уместным поклониться.
- Разумеется, ваше преосвященство.
Архиепископ налил себе вина.
- И вот что: если я услышу хотя бы отзвук этой гнусной сплетни, я не успокоюсь, пока не сгною заживо и тебя, и твоего рыцаря. Понятно?
Хват невольно содрогнулся. Эта небрежно брошенная угроза была смертельно серьезна. Не зря же вор, патрон Хвата, не захотел связываться с Тавалиском.
В дверь постучали, и вошел Гамил.
- Гамил, твой юный друг уже уходит. Позаботься о том, чтобы с ним вместе ушла девка, именуемая Меган.
- Но...
- Делай что велено, Гамил. - Архиепископ почти дружески помахал на прощание Хвату. - А ты, Хват, помни, что я сказал: ни звука.
XXI
- Пойдем же, Джек, - сказал Таул. - Чего ты остановился?
На лицо Джека легла бледная полоса светившейся сквозь туман луны.
- Таул, я чувствую. Камень - он пульсирует, точно сердце. - В голосе Джека слышался страх и что-то еще: недоумение, быть может.
Таул тронул его за руку:
- Пошли.
Они только что нашли туннель, ведущий на вершину утеса. Они кружились по берегу битых два часа, ища, где бы подняться. Но скалы были отвесными и скользкими от покрывшего их тумана.
Туман пришел с моря еще до наступления темноты. Выросший на болотах Таул привык к туманам, но прежде он не видел ничего подобного. Этот туман не наползал, не клубился, не густел постепенно - он надвинулся стеной, такой же плотный, как волны, над которыми катился. Он знал, что делает. Он не сопровождал ночь - он создавал ее.
Когда двое друзей вошли в туннель, вырубленный в скале, туман последовал за ними. Таул даже в темноте видел, что впереди тумана нет. Туман был только позади - он поднимался за ним и Джеком на вершину утеса.
В туннеле стоял жестокий холод. Камень под ногами был влажным и скользким: из всех трещин сочилась вода, разливаясь на плоских низинах. Каждый шаг требовал осторожности. Свод то заставлял пригибать голову, то взмывал ввысь, рождая эхо, а временами сквозь него виднелось небо.
Темнота здесь была особого свойства. Таул не сразу понял, что в ней не так, но по мере восхождения разобрался. Мокрый камень пола, потолка и стен не просто отражал случайные проблески луны - он светился. Не настолько, чтобы рассеять тьму, но достаточно, чтобы изменить ее природу.
Таул содрогнулся. Жажда и голод мучили его, а тело болело в ста различных местах. Оглядываясь на Джека, он видел отражение собственных чувств: страх, ожидание недоброго и сильное желание, чтобы все это поскорее закончилось. На двоих у них имелся один нож - один-единственный.
Они уже довольно долго шли вверх, и Таул был уверен, что скоро они достигнут выхода. Пока что все шло хорошо: им никто не встретился. Возможно, жрецы еще не знают, что они здесь, а возможно, просто затаились в своем храме, как пауки в тенетах.