Она занималась этим практически весь вечер, и постепенно ей становилось все более жутко.
В течение долгих семи минут на территориях трех областей не работали радио и ТВ, останавливались машины, самолеты теряли связь с землей и исчезали с экранов локаторов. Провода отказывались передавать электрический ток. Уйма энергии с высоковольтных ЛЭП девалась вообще неизвестно куда.
На атомной электростанции, попавшей в зону действия катаклизма, чуть было не случился "второй Чернобыль" - как в один голос твердили комментаторы.
И это все сделала она? Маленькая девочка Леночка, которая одинаково живет и в Елене Евгеньевне-первой, и в Елене Евгеньевне-второй?
После всех предыдущих испытаний и тестов она твердо усвоила, что представляет собой "паранормальный генератор сверхмощных пучков направленного СВЧ и электромагнитного излучения". Она даже как будто услышала голос Андрея Львовича, произносящий эту фразу.
Что Андрей Львович говорит теперь?
И - как ей самой теперь быть? Ведь она все отлично помнит. Одним волевым импульсом она способна вернуться в мир черточек, линий, спиралек и прочего, которые, оказывается, могут столько всего наделать уже в том мире, где живет она сама.
Где живут все остальные люди.
Где живет Михаил.
Елена Евгеньевна посмотрела на часы. Без двух четыре. Но все равно. Сделавшись Еленой-второй, она решительно взяла трубку и ткнула в кнопку повтора вызова.
Она уже звонила ему. Весь вечер, как только машина привезла ее с аэродрома. Елене Евгеньевне-второй стало наплевать на любые запреты, и теперь уже Елена-первая, робко сжавшись в уголке, канючила свое "а может, не надо?".
"Надо, - сказала ей Елена Евгеньевна-вторая. - Тебе тоже надо, голуба моя, не прикидывайся. И что это за синяя страна, где он шел и искал меня? Ведь это я тоже помню".
Номер Михаила длинно гудел. Один раз за сегодняшний наполненный волнениями и смутой в душе вечер ей показалось, что там ответят. Гудок оборвался на середине, и трубка цокнула, но когда она, сдерживая сердцебиение, первой произнесла: "Миша. Миша, это я", - длинные гудки продолжились, далекие. Она угодила не туда, и в этом "не туда" просто стоял номероопределитель. Кому она оставила память по себе? Поняв это, она в сердцах бросила трубку и вновь принялась смотреть все информационные программы подряд.
Елена Евгеньевна потихоньку приходила в ярость. Где его носит? Бабник. Кобель. Дон Жуан чертов. Кобель, кобель, кобель! Все они такие. Скотина.
"Что ты бесишься? - услыхала она в себе голос Елены Евгеньевны-первой, которая, когда хотела, могла быть на редкость рассудительной. - Кто он тебе? Случайный мужик. Ты ему? Случайная, на ночь, бабенка. Убежала в третьем часу, до утра побыть не соизволила. Он тебе ничем не обязан. И ведь тебе сейчас даже не секса хочется, а просто чтобы он был рядом. У ноги. Ведь так?"
"Да, так, - ответила Елена-вторая. - Он мой и больше ничей. И если я захочу, мне его доставят, как миленького, никуда не денется. Стоит только сказать Андрею. Теперь они обязаны со мной считаться совсем не так, как раньше. А он - мой. Я так хочу".
Елена Евгеньевна резким движением загнала штору в угол. Ярость переполняла ее, теснила грудь, прерывала дыхание.
На ночной проезд вывернул из-под моста одинокий автомобиль, и Елена Евгеньевна позволила себе такое, чего не позволяла никогда. Она нарушила дисциплину.
"Это Андрей виноват, - подумала она вторым планом, - нечего было давать мне отпускать себя. Вообще ничего не надо было начинать. Теперь - смотрите сами".
Тонким лучиком она пощекотала проходящую под окнами "Волгу", и двигатель машины заглох, потому что прервалась цепь зажигания. Елена Евгеньевна не отпускала лучик, и теперь двигатель заведется, только если она захочет.