Роджер не любил тратить деньги отца, а своих на поездку в Истборн или Париж он еще не заработал, так что, скрипя зубами и мысленно злясь на отца за то унизительное положение, в которое ставил его мистер Тейлор каждый раз, когда Роджер нуждался в финансовой поддержке, он все же выбрал свою мечту (скорее, цель). Целью этой было забыться и, наконец, увидеть мир. Осознание того, что, кроме Англии, он так нигде и не был, съедало его на войне. Так что, сняв с банковского счета приличную сумму денег, которая была отложена отцом на последующие два года обучения в колледже, он уехал в спокойный город Истборн, а из него — в Париж.
Цены на алкоголь здесь были просто удивительными — да и не только на алкоголь. Жилье, еда, пабы — все здесь казалось дешевле, чем в Лондоне, и жалкое чувство расточительства охватило Роджера. Он потратился в пабе, на крепкий виски, купил парочку коктейлей милым парижанкам, что так ласково и непринужденно улыбались ему, в отличии от англичанок; потратился на новые вещи, а затем снова опустошил половину кошелька в пабе, очередь в который начиналась с улицы. Так он провел неполных два дня.
***
Сколько же раз за последние пару часов Брайан представил их с Роджером встречу, сколько раз он подумал о том, как они вместе будут гулять по старинным французским улочкам, пробовать свежую выпечку в кофейнях, да и просто болтать обо всем без умолку. Потому что в течение этого месяца, когда дел, способных занять время и мысли, особо не было, он успел соскучиться по Роджеру так, что хотелось взвыть. Он думал, что приглашение в Париж было своего рода извинением за тот разговор, что состоялся между ними в квартире Тейлора перед его отъездом из Лондона. Он думал, что теперь, спустя какое-то время после возвращения из Афганистана, они оба смогут абстрагироваться от навязчивых мыслей о войне и, наконец, пообщаться, как нормальные люди.
Брайан вообще много чего «думал», но все, как всегда, пошло не так, как ему того хотелось. Грубо говоря, все пошло через задницу.
Роджер встретил его в аэропорту — они действительно стояли друг напротив друга, всего в нескольких дюймах, и Брайан почти что сердечный приступ схватил — так он был рад увидеть Тейлора. Он не знал, как вести себя по отношению к Роджеру, они никогда не обсуждали то, кем были друг для друга. Друзьями? Возможно, это был самый подходящий для их отношений термин, хотя Брайан уже давно понял тот факт, что от «друга» ему хотелось намного большего. Но вот что творилось в голове у самого Роджера на этот счет и по сей день оставалась загадкой. Во время последних разговоров, будучи отвергнутым, Брайан не находил в себе смелости завести эту тему и просто надеялся на то, что рано или поздно она всплывет сама по себе. Ему пришлось насильно удерживать себя на месте, чтобы сразу же не кинуться на Роджера с объятиями.
Первое, что бросилось ему в глаза в то мгновение, — широкая счастливая улыбка на загоревшем лице Роджера. Такой огромной улыбки на нем Брайан до этого дня так и не видел. Когда Тейлор, пошатнувшись, неловко обнял Брайана, ему в нос ударил запах крепкого алкоголя, а когда они сели в кафе, и Роджер снял солнцезащитные очки, Брайан почти что скинул чашку со стола, заметив, какими красными были эти чертовы глаза напротив.
И тогда все его надежды на эту поездку рухнули, все его планы и переживания — тоже. И все его хорошее настроение также полетело к чертям, а «самый вкусный круассан Парижа» — как заверил его постоянно хихикающий Тейлор — казался Брайану отвратительно-ужасно-безвкусным.
Они сидели за пустым маленьким столиком, что стоял у самого окна, откуда можно было смотреть, как Париж постепенно утопал в огнях. Брайан почти все время молчал, слушая несвязную речь Роджера, что нес полную ересь с этой его улыбочкой, которой Брайан успел обрадоваться в первую минуту их встречи. Он никак не мог отделаться от мысли, что Тейлору было наплевать на него с высокой горы — иначе как объяснить то, что даже в день их встречи он был обдолбанным?
Еще в тот момент, когда Роджер остановил такси и крикнул водителю: «Бонжорно!», заваливаясь на сидение с ногами, Брайан заподозрил неладное. И в тот момент, когда Тейлор вывалил на десять евро больше, чем нужно было, за проезд и не стал ждать сдачи — тоже. И в тот момент, когда Роджер потребовал алкоголь в кафе у официантки, которая слабо говорила по-английски, — тоже.
Подавляя в себе раздражение, Брайан не вслушивался в слова Роджера, не отрывая глаз от вечернего города, который уже почти полностью погрузился в темноту. Мэй терпеливо ждал, пока Тейлор протрезвеет, но состояние у него уже было дерьмовей некуда. После того, как Брайан, с горем пополам доел свой круассан, его взгляд ненадолго задержался на лице парня, и на душе вдруг стало так грустно, что он успел подумать — может, зря он вообще сюда приехал?
Около получаса спустя, когда они шли по старинным улочкам, и Роджер постепенно приходил в себя, он решил взять им по два стаканчика глинтвейна. Брайан, в конце концов, не выдержал.
— Роджер, давай ты закончишь с этой дрянью на сегодня, — сказал Брайан совершенно спокойно, пытаясь проглотить бушевавшее внутри негодование. Хотелось просто, черт возьми, поехать домой — если он у них вообще здесь был — и заставить Роджера проспаться. — Пожалуйста, — добавил он мягче, все еще сомневаясь, что его слова сейчас будут восприняты всерьез.
— С каких пор алкоголь, который ты хлестал за обе щеки перед боем, ты стал называть дрянью? — хмыкнул Роджер, когда Брайан отвернул его от уличного ларька, из которого приветливо выглядывал паренек, зазывавший всех попробовать чудо напиток.
— С таких пор, что мы больше не на войне, Роджер, — сказал Брайан с нервной ухмылкой, понимая, что одни лишь воспоминания о том времени вызывали в нем холодную дрожь. — И то, что я «хлестал алкоголь за обе щеки», не отменяет того факта, что любая наркота — это дрянь, — продолжил он, делая акцент на второй части предложения.
Роджер поднял глаза на Брайана. Вытер тыльной стороной руки губы, которые были вымазаны шоколадной конфетой, что Тейлор перед этим достал из кармана, и серьезно сказал:
— Я не употребляю наркотики.
Брайан нейтрально относился к травке, на дворе стоял конец шестидесятых, «джоинт» не пробовал только ленивый, и почти все его друзья и знакомые время от времени покуривали. Он никогда не имел желания лезть в их жизнь и разглагольствовать о том, что любые наркотики, даже трава, повышали определенные риски. Ну, курили и курили — он никогда не осуждал, но сам старался держаться от этого подальше.
Но вот с Роджером все было по-другому. Брайан понимал, что у Тейлора, по сути, не было никого — никаких факторов, сдерживающих процесс саморазрушения, к которому парень был явно склонен и целенаправленно шел. Невесть что он еще употреблял в течении этого месяца, проведенного в одиночестве. Можно было бы громко заявить, что у Роджера был он, Брайан, но, честно говоря, он уже не был уверен в том, что являлся для Тейлора кем-то действительно важным. Он нихрена не понимал, что происходило, и это настолько сильно его расстраивало, что он уже даже не мог выдавить слов благодарности Роджеру за то, что тот пригласил его в Париж. Брайану было мерзко и больно: создавалось ощущение, что он стал частью какой-то дурацкой игры, в которой Роджер его позвал, ну, чисто так, потому что как-то скучно стало после косячка-другого.
— Ладно, закрыли тему. Ну, как тебе Париж? Нашел то, что искал? — он не смог удержаться от язвительного тона и, скрестив руки на груди, он без особой радости посмотрел на Роджера.
Роджер фыркнул, недовольный тоном Брайана.
— Смотря, что ты имеешь ввиду под «нашел, что искал», — сказал он грубовато. Его язык все еще заплетался, но Роджеру и не нужно было быть трезвым, чтобы заметить перемену в Брайане. — Он коснулся пальцем своих губ и добавил: — Я ничего не искал, Брайан. Мне просто нечего искать, если ты еще не понял.
— Я всего лишь озвучил то, что ты мне сам говорил, — Брайан закатил глаза, не имея ни малейшего желания тратить силы на то, чтобы усмирить Роджера, который был под действием чего-то там. Он итак жутко устал после бессонной ночи и утомительной дороги. Брайан достал из кармана сигарету и затянулся, надеясь, что хотя бы это привычное действие его как-то успокоит.