Огромными шагами он пересек весь зал и, проведя рукой по затылку, обнаружил, что ладонь вмиг стала влажной. Зайдя в комнату для медперсонала и почти молясь о том, чтобы там никого не было, Роджер залез пальцами под белый халат и грязную футболку и понял, что он весь взмок. Он отбросил книгу в сторону, не удосужившись даже поднять ее с пола, когда она, открытая, приземлилась туда страницами вниз.
Этими же пальцами он уперся о холодный умывальник и посмотрел на свое отражение, которое в этом сумрачном свете выглядело еще хуже прежнего. Его лицо, осунувшееся и белое, его волосы, сальные и налипшие на лоб, его глаза, напуганные и расширившиеся.
Роджер знал, что все это было, но он не мог понять, от чего и как это могло возникнуть. Это чувство, хватающее вначале в районе живота — там, где появлялся страх; быстро ползущее по Солнечному сплетению и сжимающее глотку — там, где было тяжело дышать; это чувство с каждым мгновением нарастало. Длинные пальцы поднялись к шее, пока второй рукой он нервно, дерганными движениями пытался открыть кран и затем, набирая воду в ладони, ополаскивал ею лицо. Вода была ледяной, и ее капли жгли ему глаза.
Он пытался успокоиться. Но он чувствовал, как учащалось сердцебиение, и как постепенно немели руки, и как с каждой секундой становилось все труднее устоять на ногах, но усидеть он тоже не мог, так что он стоял, держась за шаткий умывальник, и пытался сделать глубокий вдох.
Он мог обманывать себя сколько угодно, но он знал, чем был этот страх. Когда такие приступы приходили, этот страх представлялся Роджеру огромным чудовищем, которое нависало над ним, которое давило на голову, которое сплющивало живот, и от которого хотелось бежать мили и мили вперед, лишь бы только не оборачиваться назад, к нему.
Чудовище это стало таким нежеланным, но таким постоянным гостем в его пятнадцать лет, когда буквально за секунду становилось жарко, когда сердце билось так сильно, словно стремясь разорвать грудную клетку нахрен, когда тело немело, и Роджер, жадно хватая воздух ртом, выбегал из дома и бежал так долго, пока не начинал заходиться кашлем, пока почти не выблевывал свои легкие на землю, пока ноги не начинали гореть.
Рука Роджера резким движением опустилась вниз, пальцы, путаясь в жесткой ткани, залезли в узкий карман и с какой-то отчаянной надеждой попытались найти там нужные таблетки, но они сомкнулись вокруг пустоты.
Конечно же, он знал, что колес у него не было. Конечно же, он знал, что то, о чем он давно забыл, но то, что до сих пор приходило ему в кошмарах и обрушилось сейчас, было ничем иным, как паническая атака, вызванная рядом вещей. Конечно же, он знал, что это было только начало, и что для того, чтобы побороть это чудище в прошлый раз, ему потребовалось два года, и что сейчас у него не будет на это никаких сил. Он был один в этом долбанном пустом мире, заполненном людьми.
Когда он снова неправильно закрепил бинт, и дрожь в пальцах от этого только усилилась, на его плечо легла теплая рука, и добрые глаза с нотками беспокойства глянули на него, Роджер обреченно вздохнул и посмотрел на Брайана в ответ.
— Что случилось? — тихо спросил он, не отрывая внимательного взгляда от лица Роджера, которое было ужасно напуганным чем-то, как бы старательно Тейлор не пытался этот момент скрыть.
Роджер прикрыл глаза, все так же зависая над Брайаном в неудобной позе и держа того в районе плеча, с этим дурацким бинтом, который все не поддавался перевязке сегодня.
— Все нормально. Я просто устал, — соврал он, и Роджер перевел взгляд с глаз Брайана на толстый бинт, и пальцы, что обычно так умело работали, еле завязывали ткань на теле.
Брайан спокойно, выжидающе смотрел на Роджера, который вот уже пять минут возился с этой повязкой, и когда он наконец закончил, и вздумал уходить, дрожащими руками собирая все использованные инструменты, Брайан легко, но в тоже время настойчиво взял Роджера за руку и усадил на койку около себя.
В зале было темно и довольно тихо. Солдаты, что были около него, уже давно спали — или, по крайней мере, притворялись, что спали, — и только те раненые, которым нужно было сделать какие-то процедуры, или кому было плохо, до сих пор беспокойно возились на своих кроватях. Брайан, что сидел спиной к приоткрытому окну, на котором не было занавесок, видел лицо Роджера, освещенное слабым лунным светом, и видел в отражении его глаз звезды, на которые молча уставился Роджер.
Брайан ничего не говорил. Роджер — тоже.
Брайан ждал. Роджер думал.
Брайан смотрел на уставшее, но — Господи Боже, как будто бы он только сейчас это понял — красивое лицо Роджера. Роджер рассматривал звезды.
Брайан видел, как подрагивали губы Роджера. Роджер чувствовал, как плохо ему было здесь.
Роджер вдруг сказал:
— Небо очень красивое.
Брайан неуклюже развернулся, пытаясь не задеть раненое плечо, и посмотрел на звезды, которые россыпью разбежались по темному бескрайнему небу. Он прокашлялся и, указав пальцем в какое-то неопределенное место, произнес:
— Видишь, там, в левой стороне Кит?
Роджер, прищурившись, отрицательно покачал головой, и тогда Брайан попросил:
— Открой окно. Это ненадолго, — добавил он, когда брови Роджера удивленно приподнялись. И все же он встал и отворил форточку.
С улицы подул прохладный ветер, но Брайан, увлеченно смотрящий вдаль небосвода, не заметил это и продолжил:
— Смотри внимательнее. Видишь, там, слева, прослеживается яркая длинная цепочка из звезд, и можно заметить огромный прямоугольник? Это Кит. Он такой яркий из-за девяти основных звезд, которые расположены по его контуру. Как думаешь, сколько в этом созвездии всего звезд?
Роджер не ответил. Он стоял у открытого окна и пустым долгим взглядом смотрел на Кита, который казался ему таким свободным, летящим сквозь другие созвездия и кометы, что он на какое-то мгновение захотел им стать.
— Он не похож на Кита.
Брайан улыбнулся и продолжил:
— В созвездии Кита более ста звезд. В одном созвездии, Роджер. Представляешь? — тихим возбужденным голосом говорил он, неотрывно смотря на мелкие точки в небе, что собирались группками в пазлы. — А там, дальше, чуть в стороне, расположена Южная Гидра. В ней не так много звезд, как в Ките или Эридане, и ни одна из ее звезд не получила своего собственного названия.
Роджер прикрыл глаза. Ветер успокаивающее обдувал его лицо, и приглушенные слова Брайана, которые не имели большого смысла для Роджера, звучали, как детская колыбель. Он чувствовал себя потерянным ребенком, когда сейчас, стоя у открытого окна, он вспоминал свои детские страхи и слышал отдаленный шепот Брайана. Ему хотелось отвлечься на что угодно — пусть это даже будут звезды, — но у него не получалось.
— Моряки в те времена, когда и назвали это созвездие — переводится оно, как «Морской змей, кстати говоря, — ассоциировали Южную Гидру именно с морскими чудищами, что обитали в глубинах морских вод и одним только своим видом пугали бедных моряков.
Роджер закрыл окно, как раз в тот момент, когда Брайан заметил следующее созвездие и собрался рассказать о нем. Роджер почти бесшумно подошел к кровати и вернулся на свое место, посмотрев на Брайана долгим взглядом.
— Тебе не интересно? — спросил Мэй, пытаясь сдержать слабую улыбку. Лицо Роджера хоть и было каким-то грустным, но от этого вида становилось печально и одновременно смешно. Брайан не смог бы объяснить причину такого ощущения, однако бровки Роджера, что были нахмурены, и опущенные вниз уголки губ делали лицо Тейлора еще больше похожим на детское милое личико.
— Очень интересно, — быстро ответил Роджер, у которого в глазах читалось, как ему «очень интересно», и Брайан тихо легко рассмеялся.
— Хорошо.
Брайан облокотился о спинку кровати и, пытаясь подавить в себе откуда-то внезапно возникшее приподнятое расположение духа, ждал момента, когда Роджер все же решится рассказать, что с ним произошло. Брайан был уверен, что Роджеру просто нужно было время, чтобы собрать все свои мысли воедино и, наконец, почти что впервые поделиться с ним чем-то личным, так что Мэй не собирался давить на него и спрашивать: «Да что же случилось?».