– Хорошо, я буду разговаривать с тобой, как со взрослым, если ты будешь вести себя, как взрослый.
– Мне нужно личное пространство, как всем взрослым. Вы можете уйти?
– Взрослые не прячутся в шкафах и не злятся.
– Взрослые всегда злятся, – его лицо становится угрюмым, а взгляд – прожигающим.
– Правда?
– Папа часто злился, поэтому он умер так рано, – вижу, что его напрягает то, что мы начинаем двигаться к смерти (не) его отца.
– Что за журнал ты читал вчера, сидя на дереве? – Луи выглядит растерянным. Он не ожидал такого вопроса.
– О самолетах, я люблю самолеты.
– Почему?
– Я не знаю, они выглядят очень красиво.
– Ты летал хоть раз на самолете?
– Нет, – он опускает свой взгляд на колени.
– Ты боишься?
– Совсем немного.
– В этом нет ничего страшного.
– В смерти тоже нет ничего страшного, но многие ее боятся, – Луи накидывает на голову покрывало, которое лежало рядом с ним, и, видимо, не хочет продолжать разговор.
В тот день я оставил его одного, вернее, я оставил одного себя, ведь я просто заперся в своей комнате и принял лишь чашку кофе от Дори. Вечером Луи и Джоанна помирились, а я никогда не думал, что в этом есть необходимость. И тогда, вообще-то, я понял, как важно говорить слова любви или прощать людей. Вечер был очень длинным и одиноким, но за хорошей книгой моего хорошего знакомого все было не так плохо. Я сидел, пробуя нарисовать картину кофейной гущей, и тихо смеялся внутри себя, потому что это было краем моего поведения, моей личности. Я поставил все кисти в стакан, прибрался в своей комнате и уже прилег, когда в дверь постучались.
– Я очень сильно любила его, как и Луи, мы очень скучаем, – Джоанне требовалось тяжелое мужское плечо, которого она лишилась, чтобы справиться со всеми трудностями. Она не была надоедливой или неприятной. Она была женщиной, которая потеряла мужа, и я мог ее понять. Я никогда не терял близких мне людей, поэтому, как говорят люди из моего окружения: «Ты не знаешь, что значит умереть внутри по-настоящему», – но я умел сопереживать, или делать вид.
========== deux. ==========
Дни пробегали незаметно, а жить тут становилось все легче и легче. Чаще всего я сидел на заднем дворе, окруженный цветами Джоанны и деревьями, ловил на себе взгляды ее соседок, которые по вечерам приносили мне разные блюда и приглашали на прогулку, но я отказывался, и они ошибочно думали, что я новый парень Джоанны. Я отказывался не потому, что они некрасивы или неприятны мне. Я отказывался потому, что мне этого не нужно, я не стану их хорошей опорой. Я узнал, что Джоанна работает медсестрой, она часто уходит по вечерам из-за ночных смен, а мы с Луи в это время не спали, я слушал его истории, которые были о разных людях или существах. Он громко смеялся и стал позировать мне, перестал меня стесняться.
– Мам! Где моя рубашка?! – Луи носился по дому в поисках Джоанны, нервничал.
– Она ушла, – я стоял в дверном проеме в гостиной, Луи остановился у дивана.
– Почему так рано? – его глаза блеснули.
– Вообще-то, уже почти полдень, – я поправил свои наручные часы и засунул руки в карманы.
– Черт! – он раздраженно разворачивается и выходит на улицу. Я иду за ним.
– Что-то случилось?
– Вы все равно не поймете.
– Расскажи мне.
– Где Дори?
– Она больше не будет приходить.
– Но почему?
– Потому что у нее тоже есть семья, – Джоанна думала, что я буду хорошей нянькой.
– Вы одолжите мне рубашку?
– Зачем?
– Мне надо.
– Они все будут на тебя велики.
– В этом нет ничего страшного.
– Ты расскажешь мне, зачем?
– Да, только вечером.
– Ладно, пойдем.
Я увидел, как его лицо изменилось, как он стал счастливым в один миг. Мы поднялись в мою комнату, я открыл шкаф, Луи стоял сзади меня. Мои рубашки действительно сидели на нем не так, как ему хотелось бы, я помогал ему застегивать пуговицы.
– Как я выгляжу? – я сделал шаг назад и пригляделся. Рукава висели, рубашка прикрывала его колени, она была слишком белой для него. Это изначально было плохой идеей, но я хотел провести с ним время.
– Как сказать… – он грустно на меня посмотрел. – Давай померяем другую.
– Это была последняя, – я оглянулся на рубашки, которые лежали рядом с вешалками на моей кровати. Да, действительно последняя.
– Давай знаешь что, – я подошел к нему и взял его руку, – мы закатаем рукава для начала. – он расслабил ее и позволил мне помочь. Внимательно следил за моими движениями.
– Не думаю, что это поможет…
– Ты еще не видел результата, – я уже закатываю второй рукав. – Видишь? – я снова отошел немного назад и посмотрел на него. – Так намного лучше.
– Разве?
– Иди к зеркалу, – он подошел к тому, что стояло в углу моей комнаты. Наклонил голову.
– Неплохо, – поправил рубашку, наклонил голову в другую сторону.
– Теперь, я думаю, ее надо заправить, – я подошел сзади, наши взгляды встретились в зеркале.
Он медленно приподнял край рубашки и расстегнул пуговицу своих шорт. Поднял руки и ждал, что я сделаю это за него. Я наклонился, осторожно, смотрел ему в глаза. Луи случайно дотронулся до моей щеки ладонью, но не стал ее убирать. Улыбнулся. Этот момент был очень медленным и нежным, я застегнул ширинку шорт мальчика и поправил их, легонько отмахиваясь по его бедрам. Луи повернулся ко мне лицом. Мы долго смотрели друг на друга.
– Спасибо, – он оставляет мягкий поцелуй на моей слегка заросшей щеке.
– Не за что, – шепчу я на его ухо.
– Мне пора, – он оставляет меня с отпечатками ладоней на майке и пальцев на запястьях.
Он ушел, а я долго думал про себя, что же мы делали? Луи как будто хотел этого, как будто он совершенно точно знает, что делает. В моей комнате все еще пахло им, вишней и лилиями. Мне захотелось оставить эти моменты с ним в сердце навсегда, потому что он точно тот, кого я никогда не забуду. Эта неделя у них была настолько необычной для меня и красивой, что мне захотелось жить тут, захотелось поддерживать с ними контакт, как с хорошими друзьями семьи. Люди во Франции привлекательны мне. Я провел день в одиночестве, снова. Но это было приятно, я что-то чиркал в своем блокноте вместе с пижамной рубашкой Луи на своих коленях, которая дарила тепло.
Вечер тянулся достаточно долго, тем более после звонка Джоанны о том, что она вернется только утром. Вечер был удивительно прохладным и я сидел на заднем дворе за столиком с чашкой кофе. Мои брюки были немного испачканы краской и недавно пролитым на меня морсом, кувшин с которым обронил Луи. Я сидел там, рассматривая цветы Джоанны, все еще восхищаясь ими, видел соседку, которая кокетливо со мной заигрывала, помахав рукой. Я помахал ей в ответ, и она смущенно улыбнулась, скрылась за прекрасно плетущейся ипомеей. День близился к концу, я посмотрел на наручные часы и удивился, что Луи все еще нет дома. Я растерялся и не знал, что мне делать, ведь небо уже украшал закат, а мальчика так и не было. Я зашел в дом и позвонил семьям его друзей, номера которых оставила Джоанна, но они все уже были дома, причем давно. И никто из них сегодня не видел Луи.
Я покрылся холодным потом и собрался, чтобы идти на поиски, хотя совсем не знал местности. Я уже вышел из дома вместе с фонарем, но этого, слава богу, не потребовалось. Где-то в начале улицы уже ехал Луи, я видел его темнеющие глаза и испачканную одежду. Он кинул велосипед у калитки и побежал ко мне. Его щеки были мокрыми из-за слез, а волосы клочьями торчали. Он протер нос рукой и обнял меня. Его плач пронзил меня насквозь, а его холодное и трясущееся тело сжало мои легкие. Он прижался лицом к моему животу и продолжал плакать. Я осторожно гладил его по голове, сочащаяся кровь из его брови попадала на мою майку. Видимо, у него заканчивались силы, и я почувствовал это, поэтому взял его на руки и отнес в дом. Его ладони и колени были стерты до крови, его бровь была разбита. Я посадил его на унитаз в ванной и принялся раздевать. Он все еще плакал, старался не делать этого, но у него не получалось. Его тело легко мне поддавалось, поэтому мы быстро справились. Я включил воду, оставив его сидеть в одном нижнем белье, он сложил руки на груди, как будто прятался.