— Благодарим за радушный приём, майор, — хмыкнул Максвелл.
— Инструкции, вам ли не знать, — глаза Эшера сузились до щёлочек, обрамлённых паутиной мелких серых морщин, однако, тон его голоса остался благодушным, пусть и деланно. — Не будем забывать, что кроме теорий и догадок у вас ничего нет, и я бы ни за что не санкционировал ваше пребывание на территории Мёртвой зоны в такое время, если бы не протекция вам сверху. Стоило направить все материалы нам, мы бы разобрались сами.
— Или забыли на фоне других, гораздо более важных дел. Мы будем метить территории или начнём работать? — не выдержав, вступила я.
— Это ваша секретарша? — не удостоив меня личным обращением, спросил майор, обращаясь к Максвеллу.
— Инспектор. Инспектор Белл.
Майор сделал удивлённое лицо, но тут же снова принял строгий вид. Я не могла не заметить, как пробежала по нему тень надменности и даже некоторого отвращения. На военной службе женщин не было, но меня это волновало мало. Со мной им придётся считаться.
Мы прошли коридор дезинфекции, где мне пришлось раздеться до нижнего белья. Я старалась мысленно отгородиться от сальных взглядов служащих, делать всё максимально быстро и не отсвечивать — я была одна среди полутора сотен мужчин списочного состава, и собственная безопасность меня волновала сейчас гораздо больше, чем гордость. С самого учреждения Отдела военные вели с нами холодную войну, и спустя десятки лет это воспринималось как данность — я была готова к презрительному отношению, а в моём случае, презрительному вдвойне, ведь я была женщиной. Военные получали отпуска в Чистую зону раз в полгода. Раз в полгода они могли видеть свои семьи, своих жён, ходили слухи, что самые оголодавшие использовали для плотских утех новобранцев посимпатичнее… Я не верила слухам, но проверять их не собиралась.
— Пошли, — Максвелл встретил меня у выхода из зоны дезинфекции.
На нас были простые белые комбинезоны, на территории главного корпуса базы можно было ходить без респираторов. В здании не было окон, полная герметизация и подача очищенного кислорода позволяли забыть о риске заражения. Океан был в десяти милях от нас, я никогда в жизни не была так близка к источнику смерти. Я шла за Максвеллом, не отставая, он шёл по коридорам базы, словно откомандировался на гражданскую службу только вчера. По пути нам никто не встретился. Иен завернул за угол и открыл передо мной дверь. Оттуда тянуло кофе.
— Здесь своя плантация. Настоящий кофе, а не химический субстрат с кофеином.
Кофемашина выдала нам два американо, и я, закрыв глаза, с наслаждением втянула носом одуряющий, терпкий запах.
— Чёрт, Иен, почему ты ушёл в отставку? Я бы душу продала за эту чашку.
Иен усмехнулся, я тоже. Напряжение постепенное отпускало, сонливость уходила. Мы просто сделаем дело и уедем, и я забуду это скотское отношение, как страшный сон.
— Ушёл из-за несовпадения принципов, так сказать. Да и к семье хотелось быть поближе.
Я понимала, о каких принципах он говорил. Давление военных на Новое правительство давно превратилось в историческую справку, но разногласия не утихали ни на минуту: они считали, что военное положение сняли слишком рано.
Я убедилась в этом на личном опыте, когда осталась одна в архивах технического отдела. После кофе мы с Иеном разошлись: я искала видеозаписи за период, указанный в протоколе недавнего совещания, где Браунинг выдал нам свою теорию обитаемости Пограничных зон. Параллельно я скачивала данные метеорологических щитов, которых не было в общем доступе: мне нужны были все возможные, из которых аналитики потом составят целостную картину. Этого не было в нашем допуске, но и прямых запретов у меня не было тоже.
— Вы копаете везде и нигде одновременно. Вы что-то конкретное ищете?
Нет, появление майора Эшера не было внезапным — я слышала шаги, слышала, как открылась дверь, я не ожидала, что именно он почтит меня своим личным присутствием, а не его помощник. Я не сразу нашлась, что ответить.
— Мы уже обсудили с вашим руководством укрепление границ в квадрате, на который указали ваши аналитики. У вас есть ещё какие-то вопросы? Может, стоило спросить?
— Следы присутствия посторонних в Мёртвой зоне. Это я ищу.
Я отлипла от экрана и развернулась к нему. Он был в простом камуфляжном костюме, без знаков отличия, на шее у него болтался респиратор, на поясе — кобура. Короткая стрижка делала его лицо похожим на прямоугольник. На вид ему было не больше пятидесяти лет, он был сух, жилист и очень собран — если бы я вздумала дёрнуться, то уже лежала бы лицом в пол.
— Ладно, опустим то, что такое в принципе невозможно, — он снисходительно хмыкнул. — Скажите мне, а как вы поймёте, кто здесь посторонний, а кто нет?
— Кто-нибудь мог подойти к океану? Чисто теоретически? — я проигнорировала идиотский вопрос. Допрашивать сюда приехала я, несмотря на то, что на особое содействия с их стороны я могла не рассчитывать.
— Вы с ума сошли.
Утвердил Эшер с каменным, абсолютно уверенным лицом. Я видела, он пытался играть на моих эмоциях, вывести меня и, наверное, довести до слёз, чтобы после с гордым видом победителя и ядовитым «баба» на языке, удалиться, но… Не думала, что когда-нибудь подумаю такое, но спасибо Патрику за моё хладнокровие, я теперь сама себе завидую.
— А что насчёт Шарлотты Браунинг? Как удалось ей?
— Она жила здесь, — помедлив, ответил майор, и развёл руками, словно это должно было быть очевидно. — Как видите, этот недочёт мы устранили. Здесь больше нет лишних людей.
Его последняя фраза звучала столь многозначительно, что я едва удержалась, чтобы не закатить глаза. Самообладание и профессионализм. Профессионализм и самообладание. Я повторяла эти два слова про себя, чтобы заглушить нарастающую, как раскат сирены, злость. Майор Эшер видел во сне лишь глупую девчонку, которая занимает не своё место, и, к сожалению, так думал не он один. Когда мне было двадцать, я с жаром отстаивала себя и готова была бросаться в бой, но со временем мой пыл утих. Я не могу изменить мир, но я могу хорошо делать свою работу. Я должна делать её настолько хорошо, чтобы к результатам моего труда невозможно было придраться.
— Я не вижу никакой пользы от вашего Отдела, — майор вальяжно прошёлся вдоль моего стола. — Вы мните себя подушкой безопасности, которая находится между нами и гражданскими, только я не вижу смысла защищать их от нас. Мы все в одной лодке.
— Дай вам волю, вы бы налепили всем штрихкоды на лоб и лишили бы население последних гражданских свобод.
— Да, потому что граждане, как вы их называете, в основном тупое стадо, которое верит в иллюзию нормальной жизни, и это после всего, — он многозначительно повёл бровью и кивнул в сторону выхода, намекая на то, что происходило за пределами стерильной чистоты военной базы. — И это стадо кричит на своих сборищах о правах и свободах, о том что океан безопасен, о вреде вакцин, без которых они подыхали бы пачками. И вы этот скот пасёте, потакаете им, изображаете бурную деятельность. Чем вы от них отличаетесь?
— Почему вы говорите это мне, а не Максвеллу? Потому что я женщина? Думаете, я не смогу вам ответить?
— Я думаю, ваше место в спальне, мисс.
— А где же ваше? Для того, кто работает в Мёртвой зоне вы слишком безмятежны, майор. Может, стоит начать, наконец, работать? Или Отдел должен работать за вас?
Я не заметила, как встала и стояла теперь, уперевшись руками в стол, у меня дёргалась губа. Этот стол стоял между нами баррикадой и, чёрт возьми, мне хотелось съездить ему по роже. Но не хотелось после болтаться дома со сломанной рукой и записью об отстранении от службы. В игру, которую Эшер затеял на моих нервах, я проиграла — он самодовольно улыбался, глядя на моё наверняка перекошенное от ярости лицо.
— Не распаляйтесь, мисс. У вас мало времени, завтра вечером ваша командировка заканчивается.
Мне больше нечего было сказать, да и не хотелось говорить. Хотелось выстрелить. Я захлопнула рот, клацнув челюстью. Я мечтала, чтобы Эшер свалил и не мешал мне думать. Хотя думать я уже не смогу, слишком взбудоражена.