— Нет.
Я положила трубку и отошла от окна. Глубоко подышала, чтобы успокоится, включила спортивный канал. Посмотрю эту чёртову игру дома.
Приезд Браунинга отчего-то взбудоражил меня: я разволновалась и разозлилась, но наотрез отказалась от привычного уже самокопания. Боялась выкопать что-то не то.
Я выпила ромашковый чай и дважды помыла чашку, прямо как завещал мне Патрик. Вытерла стол, сложила салфетки веером, отвлеклась на гимн и вопли болельщиков — игра уже началась. Я не знала, за каким чёртом вообще включила её, если отказалась сидеть там в первом ряду.
По экрану мелькали лица зрителей, рассаженных в защитные капсулы — кажется, я заметила хозяйку соседнего мини-маркета, которая переворачивала табличку одновременно с окончанием комендантского часа. Я увидела Левицки и радостно улыбающегося Уилсона. Потом камера упорхнула на поле, и я поняла, что лица Браунинга я рядом с ними не обнаружила. В моей голове промелькнула глупая мысль, промелькнула и исчезла, но я, отставив уже третью удивительно бодрящего, несмотря на обещанный седативный эффект, чашку ромашкового чая, медленно подошла к окну. Чёрная машина Браунинга всё ещё стояла у меня под окнами.
========== Глава 7 ==========
Наверное, что-то в моей голове перемкнуло и взорвалось, словно лампочка под перепадом напряжения, анализировать было некогда да и не зачем. Отпружинив от подоконнника, я смотала со стула толстовку для бега, сунула ноги в кроссовки и выскочила из квартиры. Преодолев пять лестничных пролётов, я толкнула дверь парадной и окунулась в сухое вечернее марево.
Было около восьми вечера, солнце всё ещё плыло над горизонтом, не касаясь его, лучи красили дома и дороги в оранжевый, и, кажется, даже взвесь пыли в воздухе отдавала рыжиной. Хромированные полосы его машины блеснули золотом, ослепили меня. Я, полная праведного гнева, перебежала улицу и стукнула ладонью по крыше авто. Мельком заглянув внутрь, я заметила, что Браунинг, вытянувшись на отодвинутом до предела сиденье, тыкался в комм — похоже, играл.
Заметив меня, он отбросил аппарат на соседнее кресло. Я сделала шаг назад, позволяя ему выйти и вырасти надо мной на высоту своего огромного роста.
Сегодня он не был похож на старшего аналитика Дэмиана Браунинга в идеально отглаженной белой рубашке. Расслабленный пуловер, чёрные джинсы, заправленные в высокие сапоги, и кожанка: от него веяло бунтарским духом и совсем немного самоуверенностью, которая под моим строгим взглядом пряталась, словно улитка под панцирь. Он был взволнован, и я тоже, потому что не понимала, что происходит. Чего он вообще здесь выжидает? Мы что, подростки?!
— Ты знаешь, это было глупо и несправедливо, — я распекала его, высоко задрав голову, со стороны это, наверное, выглядело даже комично, но мне было плевать. Я хотела, чтобы между нами не было недосказанностей, в чём бы они не проявлялись. Нам ещё работать вместе.
— О чём ты?
— Я про жетон.
— Не понимаю.
— Понимаешь.
Он опустил глаза. Вершины его высоких скул покраснели. Я глубоко вздохнула, сжав губы в тонкую, напряжённую линию. Чего я вообще от него хотела? Правды? А если она мне не понравится? Нет, Нэлл была не права, мне ещё рано обрастать контактами, потому что ничего, кроме досады и неловкости они мне не приносят.
— Разве был другой способ тебя вытащить? — Браунинг виновато и как-то хитро улыбнулся. Он ни о чём не жалел.
— Нет. Но и этот способ не сработал.
Я крепче обняла себя за плечи, сильнее закутываясь в себя, прячась. Вначале мне хотелось спорить и выяснять, зачем ему меня куда-то вытаскивать и зачем он вообще ко мне привязался, но решила не ставить ни себя, ни его в ещё более неловкое положение. Ответ, похоже, был очевиден. Странно, что я вообще ничего не замечала. Хотя я давно уже ничего не замечаю, точнее, не хочу да и не верю, что до меня кому-то есть дело.
— Да уж, тебя не проведёшь, — он почесал переносицу и заозирался по сторонам, словно пустынная улица подскажет ему следующий ход.
Я наблюдала за этим будто бы со стороны, будто бы всё это происходило не со мной. Мне внутри себя было так тихо и спокойно, как в бункере, а этот высокий, отдалённо знакомый и одновременно совсем не знакомый мне мужчина пытался пробиться сквозь мою пуленепробиваемую броню, безрезультатно тратя ресурсы. Чёрт возьми, зачем ему всё это нужно? От него же Левицки млеет, чудесная, здоровая девушка, у которой нет бед с головой. Меня вдруг одолело чувство стыда и тревоги — я не замечала его в упор, а он…
— Ты поэтому злишься?
— Я в принципе злюсь. Такой уж я человек, — я сделала злобную гримасу и подняла взгляд на спасительный свет, брезжащий из окна моей спальни. Но там было темно, я же всё вырубила. Действительно, сумасшедшая. Патрик уже давно водит с собой по магазинам новую женщину, а я прячусь под подоконником. Идиотка.
— Раньше ты не была такой.
— А какой я была?
— В Академии ты много улыбалась.
— У меня стало мало поводов для улыбок.
Я с интересом рассматривала жемчужно-серые нити, вплетённые в горловину его пуловера, не решаясь посмотреть ему в глаза. Мне казалось что если я сделаю это, всё неумолимо изменится и вся моя прежняя жизнь полетит в тартарары. Да, у меня потрясающая способность делать из мухи слона и прогнозировать худший исход, это моя «система защиты», так говорила мне Нэлл. До сих пор я не видела в этом проблемы, ведь когда у тебя нет ожиданий, нет и разочарований…
— Ты когда-нибудь видела океан?
Вопрос сбил меня с толку — Браунинг перевёл тему, тем самым выдернув меня из болота самокопаний.
— На видеохрониках.
— А вживую?
Я заломила бровь, сделала полшага назад, всплеснула руками.
— Ты хочешь предложить мне двойное самоубийство?!
— Нет…
Я всё-таки решилась, выдохнула, задрала подбородок. У него были добрые, мягкие глаза, но в то же время внимательные и цепкие. Вечерний свет добавлял им, глубоко синим, оттенок стали. Я невольно залюбовалась ими, словно необычной инсталляцией в Музее Докатастрофного периода.
— Флоренс, я ничего от тебя не жду и тем более не требую. Просто немного твоего времени. Я ни в коем случае ни на чём не настаиваю, просто… есть люди, которым на тебя не всё равно…
Мне захотелось спросить, насколько давно ему не всё равно, но это не дало бы мне ничего, кроме новой пищи для бесконечных размышлений. С этим надо было что-то делать или спустить всё на тормоза, договорившись, что этого внезапного вечернего визита не было — с Браунингом можно было бы договориться, он бы всё понял. Понял и отстал. Браунинг не Патрик, для Патрика любое сопротивление повод для противодействия — либо по его, либо никак. Одна миллиардная шанса? Ладно, пусть.
— Что ты там про океан говорил? — я медленно обошла его машину и остановилась у пассажирской дверцы. Браунинг быстро сориентировался — прыгнул внутрь и толкнул мне дверь, заблокированную изнутри. Я тоже делаю так в целях безопасности.
— Пусть будет сюрприз, — Браунинг загадочно повёл бровью, не сумев скрыть заразительной, широкой улыбки. Я могу кого-то осчастливить, ну надо же!
— До комендантского часа пятьдесят минут, если что.
Я не люблю лишний раз пользоваться своими инспекторскими привилегиями. Браунинг снова загадочно улыбнулся. Глаза его горели. Я лишний раз убедилась что совсем не знаю людей, с которыми работаю.
— Я изучил алгоритм патрулирования, не попадёмся.
В салоне было тепло, удобно, приятно пахло свежестью. Развалившись в кресле, как на диване, я погладила приборную панель, на ней не было ни пылинки.
— Хорошая.
В наше время быть владельцем приличной машины большое счастье. И большая редкость. Даже нам в Подразделение попадали остатки со складов в Детройте-2, основная масса шла военным и их семьям, как категориям граждан, находящимся под постоянной угрозой заражения. А этих военных, как собак…