Нынче давали Вагнера. Мефис услужливо поведал о валькириях и великом гении. Пели на немецком, щелкая на каждом слове согласными. Оркестр — такого большого Люси никогда не видела — дребезжал струнами и медью. Необъятная певица завывала, драматично протягивая руки. Люси не понимала ни слова, хотя отчаянно старалась проникнуться музыкой. Все чаще она вспоминала о Буффо, его чудесной арии, а там и вовсе отвлекалась на золоченую лепнину зала. После она стала ловить на себе пристальные взгляды театральных биноклей. Уложив руку ей на плечо, мистер Мефис склонился и зашептал:
— Не люблю оперу. Занудно. Особенно здесь. Все на немецком.
— Так зачем же мы пошли сюда? — искренне удивилась Люси.
— Посмотри вокруг. Что ты видишь? — Мефис кивнул на заполненный зал.
— Людей.
— А я вижу кучу снобов, у которых нет ничего иного кроме их снобства, — хмыкнул мистер Мефис. — У них нет и толики наших талантов. Твоего таланта. Именно эти снобы бросают на тебя косые взгляды. Эти же снобы бросают косые взгляды на меня, а еще пускают различные слухи. В их глазах ты — выскочка с сомнительной репутацией, а я — выскочка-аферист с сомнительным происхождением. Деньги, конечно, затыкают им глотки, но порой для лучшего ведения дел приходится жить их жизнью. Жизнью сноба. — Мистер Мефис коснулся рыжего локона и будто случайно провел пальцем по девичьей шее. — А для этого непременно нужно ходить в оперу и стараться сохранить при этом строгое лицо ценителя. Я куда больше люблю цирк, Люси.
— Почему же?
— В театре все фальшиво — актеры живут не по-настоящему, любят не по-настоящему, умирают с той же фальшью. А в цирке нет…
Люси Этьен слушала каждое слово и часто дышала, вглядываясь в бесцветные глаза, оказавшиеся слишком близко, чтобы быть спокойной. Мистер Мефис продолжал шептать, будто шипящий змий:
— В цирке ты не знаешь, чем окончится номер. Может, тигр откусит дрессировщику голову, а акробат сорвется с трапеции. Может, метатель ножей окажется не столь метким, а цирковая лошадь в самый неподходящий момент встанет на дыбы. Я люблю этот риск, — страстно прошептал мистер Мефис. — Что ты чувствуешь, когда ты там?
— На манеже?
— Да!
— Я… — Люси мгновенно переместилась из оперы в цирк. Сжала руки в кулаки, словно обхватила перекладину трапеции, и улетела ввысь. — Будто у меня есть крылья, и я летаю над пропастью. В пропасти этой скрываются черти, мистер Мефис. Поэтому падать нельзя. — Так Люси говорил отец. — Если ты не упал, эти черти рукоплещут, как оголтелые. А это главное.
— Тебе не страшно?
— Я люблю этот риск, — сказала Люси, повторив точь-в-точь интонацию мистера Мефиса, и он рассмеялся еще больше.
— Люси Бесстрашная… Идем.
«Куда», Люси Бесстрашная не спрашивала, а просто шла, ведомая любопытством и обязанностью спасти цирк во что бы то ни стало.
***
Пригород Базеля окружил обилием зелени и вечерней прохладой. Флобер поднял крышу ландо, и тень услужливо скрыла и Люси, и мистера Мефиса. Все чаще он целовал ей руку, порой прижимаясь к тонкому зазору нежной кожи, оставленному между перчаткой и кружевным рукавом. Люси это нравилось. Драган никогда не целовал ей рук, даже не касался толком. Только смущался, и это вечное смущение раздражало теперь как никогда. Все чаще Люси Этьен поддавалась уверенности мистера Мефиса, все реже сравнивала его с Драганом. Последний ее бросил. Первый был с ней, рассыпаясь в многочисленных подарках и комплиментах.
— Скоро развилка, — сказал Мефис, посмотрев исподлобья на Люси. — Я могу сказать Флоберу свернуть налево. Там «La Stella».
— Что будет, если не сказать Флоберу, куда ехать?
— Он поедет направо — к вилле.
Люси не дрогнула. Флоберу ничего не сказали, и вскоре из-за лип показалась белая вилла. В свете газовых светильников взвились золотые вензеля гостиной.
— Мы должны выпить! — мистер Мефис разлил в бокалы темно-коричневый виски и прихватил с собой вазочку с миниатюрными фруктами. — Ты пробовала марципан, Люси?
— Мы как-то останавливались в Бадене. Хозяин булочной прислал нам с отцом марципановые фрукты, а еще… Пирожные. Это было мое первое выступление! — похвасталась Люси.
— Не сомневаюсь, оно было потрясающим.
Ей всучили бокал. Люси сделала крупный глоток и зажмурилась — крепкий виски обжег горло, и ей мгновенно предложили марципановое яблоко. Миндальная масса растеклась сладостью и придала сил.
— Мистер Мефис…
— Чарльз, Люси, — шепнул он, коснувшись ее щеки, и Люси Бесстрашная решилась.
Отставив граненный стакан с недопитым виски, она приблизилась к мистеру Мефису и обвилась руками вкруг его шеи. Поцеловала. Спешно, неловко, зажато. Она никогда прежде не целовалась, хотя тысячу раз представляла, как обнимается с Драганом на задворках «La Stella».
Раскрасневшаяся, она вопросительно посмотрела на мистера Мефиса. Он медлил. Мгновение в его бесцветных глазах плескалось колебание, вылившееся в томность, а после Мефис крепко сжал ее в своих объятиях и больше не отпускал.
Люси Этьен вели на второй этаж, в спальню, спешно избавляясь и избавляя от одежды. Она сгорала со стыда, но отчаянно старалась отыграть свою роль, будто на важном выступлении. Ласково Люси приглаживала каштановые пряди, пока Мефис стягивал с нее чулки. Старалась улыбаться, и все же нет-нет да прикрывала обнаженную грудь трясущимися от волнения руками.
Поцелуй в колено прожег насквозь. Мефис припал губами к бедру, поднялся выше, и задрожавшую Люси накрыло волной противоречий. Внизу живота расплылось нечто приятное, а где-то внутри, у самого сердца, все ныло, вопя о неправильности происходящего. Люси Этьен продалась. Продалась!
И к черту.
«Удивительная», «воздушная», «несравненная», «с первого взгляда понял», слышала Люси, ощущая мужские руки на бедрах, между ног, повсюду. Мефис долго ласкал ее аккуратную грудь, а после навалился всем телом, и Люси отвернулась.
От первого толчка стало страшно. От второго неприятно. Люси уперлась руками в мужские плечи, попыталась оттолкнуть, но Мефис вновь содрогнулся, и новый толчок огласил приглушенный вскрик. Шею обожгло горячим тяжелым дыханием. Девичьи губы сжала теплая ладонь, другая обхватила тонкое запястье, и Люси, стеная от боли и страха, взмолилась, чтобы все побыстрее кончилось.
Будто раненный зверь, мистер Мефис повалился на кровать, и высвобожденная Люси прошмыгнула в уборную. По бедрам бежала кровь. Внизу живота все ныло. Люси долго отмывалась, склонившись над умывальником. Плакала, глотая горькие слезы. Повторяла, что так нужно, но легче не становилось.
В спальне ее ждали. «В следующий раз будет легче», «ты не пожалеешь», зашептали Люси, утягивая за собой. Обещали все блага мира, утирали слезы, утешали, и Люси понемногу успокоилась. Боль притупилась. Совесть услужливо напомнила о «La Stella» и выполненном долге. Под голову подвернулась пахнущая лавандой подушка, и огромное одеяло укрыло от всех бед.
За окном светил тоненький месяц — новая Луна. Люси думала о случившемся, о Драгане, Чарльзе Мефисе, опять сравнивала их. Снова глотала слезы, чувствуя себя испорченной и грязной, но… Лаванда дурманила, затмевая рассудок. Во рту чувствовалась сладкая миндальная патока, и на белоснежных подушках грязь и испорченность ощущались все меньше. Черное становилось белым. Знакомый Люси мир переворачивался, переставая быть прежним, и в этом новом мире упрекам не было места.
— Ты больше не будешь плакать, Люси. Обещаю, — шептал искуситель-Мефис, обняв ее за талию, и искушенная Люси верила. Хотела верить.
***
Завтрак в гостиной. Кофе. Свежий хлеб и апельсиновый конфитюр. Шутки, взгляды и редкая неловкость.
Люси говорила куда больше вчерашнего, порой грустила, задумавшись о чем-то своем, и тогда Мефис принимался ее развлекать. Его уверенности в том, что не случилось ничего плохого, хватало на двоих.
Люси Этьен все еще терзалась неуместными сравнениями и понимала: что-то поменялось. Драган все еще был дорог ей, но и Чарльз Мефис теперь не казался кем-то ужасным. Овеянный ореолом богатства и уверенности, он казался непоколебимой твердыней. Любому акробату нужна твердая земля под ногами, чтобы приземлиться после трюка. Любой женщине приятно иметь рядом твердое плечо. Люси Этьен была циркачкой. Люси Этьен была женщиной.