- Да нет уже больше никакого трона. У нас свободное государство рабочих и крестьян. Ох, да ты, правда, что знаешь-то об этом… Только то, что от родни слышала, а они сами не много поняли… Бесклассовое общество, понимаешь? Это значит, никому и не нужно править, люди сами собой правят.
- Как это? Разве так бывает? А я думала, Ленин правит.
- Нет, Ленин не правит, а… управляет, направляет… Он ведь не царь, и даже не президент, как у французов, и не собирается им становиться. Это сложно объяснить, я сам не сразу понял, да и теперь не уверен, что понял правильно… - он осторожно пошевелился, устраиваясь на подушке поудобнее, Лизанька моментально кинулась помогать, - но вот подумай ещё о чём. Царь, все привыкли, что царь правит… а много ли при том о самом царе думали? Что он хоть и при власти и всё вокруг вроде как ему принадлежит, он тоже не свободен. Он, может, совсем и не хочет править? Он, может, и таланта не имеет, ни правителя, ни полководца? Вот, ты про царя Ивана вспомнила, так ведь после него оставшийся сын Фёдор, тот, что один живой остался, телом и духом был немощен и наследника не оставил. Оттого ведь и пришли на Русь поляки, что много распрей было в народе, считать ли Годунова новым царём… Потом после Петра Великого что было, вспомни… Если бы хотя бы за обыкновение было царя выбирать, из самых достойнейших - оно б и то это было правильней. Говоришь, меня на трон… Сама представь, вот это меня всего лишь толкнули, ещё хорошо, что я в пальто был, оно удар смягчило… И то я теперь лежу и мне шевелиться больно. Зачем же стране такой царь? Или вот, ты сказки читала? Там какой-нибудь Емелюшка или Иванушка-дурачок может на царской дочери жениться, но так ведь только в сказках бывает. Если царскому сыну или дочери выбор и даётся, то выбор всё равно небольшой, только из равных, а если никто сердцу не мил? Говорят, что это жертва такая на благо страны… А в чём же благо? Уступить трон тому, кто лучше справится - вот это б было во благо…
- Да, вот я то ещё хотела спросить, есть ли у вас какая-нибудь Марина…
- Нет, никакой Марины у меня нет.
- Да, - заметно повеселела Лизанька, - наверное, очень даже хорошо, что вы никакой не Цесаревич. Ведь тогда б мне с вами никогда не познакомиться…
А на следующий день у него были гости. Те гости, которых он всегда с нетерпением ждал, но на сей раз не ждал, что в такие бурные для общества дни у них найдётся время на него. Ясь, как видно, уже знал, что Тосек заболел, он принёс ему горсть конфет и маленький красный флажок, который, похвастался, смастерил сам, и сидел, держа обеими ручонками его ладонь и восторженно лопоча на ещё очень ломаном русском, как красиво было на площади - от множества красных знамён и растяжек казалось, что промозглый день становится теплее, не таким пронизывающим был ветер и не таким колючим мокрый снег. Бабушка Лиля позвала всех пить чай, и мать, смеясь, потащила упирающегося Яся из комнаты, обещая, что он к Тосеку ещё вернётся.
- Мне жаль, я не смог присутствовать.
- Ничего. Это только один пропущенный праздник, их ещё много будет в твоей жизни.
- Это не известно точно. Может быть, следующей такой травмы я не переживу…
- Ну, вот так думать точно не надо. Тебе ведь стало лучше после переливания? Кстати, я слышал, мать и брат Лизаньки спрашивали у доктора, могут ли они тоже дать тебе свою кровь. Это было бы достойной благодарностью за то, что вы для них сделали… Конечно, Лилия Богумиловна права, в том, что вам стоило бы устроить хорошую выволочку. Но объективно, вы всё-таки молодцы. Может быть, тебе лестно будет узнать, что вы помогли задержать преступника, который один из всей банды оставался ещё на свободе. Добили, так сказать, до полного счёта. Великим умом он, может быть, не блещет, зато мастер менять внешность и красноречиво врать, за счёт чего и облапошивал доверчивых граждан, чаще всего женщин, на них его обаяние лучше действовало. А главное - женщины часто стыдятся жаловаться, признаваться в своей ошибочной доверчивости. Но такой хитрости часто сопутствует самомнение, избегая столько времени ареста, он потерял осторожность. И так просто и бесхитростно придумано - переписываться через прачку… Далеко не предел совершенству, конечно. У нас между женской и мужской гимназиями переписка шла через учительские галоши.
- Как это?
- Вот так. У нас был общий учитель, девчонки клали записки в его галоши, он приходил к нам, разувался, мы, улучив момент, эти записки доставали… Если вперёд наши уроки были, чем их, то так же отправлялись ответы. Потом, конечно, это дело было обнаружено, скандал был хороший…
Алексей засмеялся, потом охнул - синяк ещё долго будет давать о себе знать.
- Лизанька говорит, что теперь-то мать отдаст их с братом в школу. Я очень этому рад, и очень хочу, чтоб они приступили к занятиям поскорее, ведь им столько предстоит наверстать! Если б и мы с Ицхаком могли… Ну, Ицхак мог бы, но он не хочет оставлять Леви… Но, на самом деле, это вполне правильно, что раз одним нельзя, то и другим, быть так уж всем вместе… Не то те, кто будут дома, будут чувствовать себя покинутыми.
- Однако однажды вам всё равно предстоит покинуть стены этого дома. Когда у вас начнётся взрослая жизнь. Тем более, когда вы снова сможете собраться все вместе, ты ведь, наверное, захочешь жить со своими сёстрами…
Алексей жадно ухватился за эту нить разговора.
- У вас есть какие-нибудь вести о них?
То письмо, увы, действительно не дошло до адресата. Как ни готовил он себя к тому, что может и так получиться, всё же больно было, очень больно…
- Есть, - рука нырнула во внутренний карман и вынула сложенный в тонкую полоску листок, исписанный с двух сторон, - и поскольку доставлена эта бумага с курьером первостепенной надёжности…
- Это письмо? Письмо от одной из моих сестёр? - Алексей едва не вскочил, вмиг позабыв о боли и грустных мыслях, неизбежно порождаемых ею, - как же вы… О боже, и это правда, не сон?
- …Оно достаточно откровенно, это письмо. И поэтому, увы, ты будешь должен уничтожить его по прочтении. Можешь не сразу, можешь, перечитав ещё на раз… Но уничтожить обязан.
Писала Мария. Его сразу окунуло в воспоминания, тоскливые дни ожидания в Тобольске, письма маменьки и Марии в руках Татьяны, нервно перебирающая пальцами Ольга рядом, словно едва справляющаяся с искушением вырвать у неё листы, самой жадно впиться взглядом в строчки… А за окном весна, эта далёкая весна совсем других тревог, других надежд…
«Здравствуй, Алёшенька, братик мой любимый! Вот привелось же, когда уже никакой надежды к тому не было и даже не мечталось о таком, написать и передать тебе письмо! Разуму непостижимо, сколько мы не виделись с тобой, когда посчитаю - три месяца уже - так не верится ведь, а привыкнуть никак не могу, вот бывает, так и кажется, что выйду в соседнюю комнату - а ты сидишь там, и Анечка подле тебя, о чём-нибудь шепчетесь, пока не видят старшие… Впрочем, много времени нет для грусти и воспоминаний, если б знать ты мог, какие горячие у нас тут бывают деньки! Но об этом мне писать тебе нельзя, и нельзя даже сказать, где мы сейчас - да и не много в этом смысла, потому как к тому времени, как прочтёшь ты эти мои строчки, нас уж опять куда-нибудь перекинет, хотя наверное, на зимовку немного остепенимся, зимы, говорят, здесь суровые очень, уже и сейчас холодно так, как у нас-то в это время никогда не бывало, уже выпадает снег и подолгу не тает. Так сердце радуется, что ты в Москве, древней нашей столице, вот попасть бы к тебе хотя бы на денёк, с тобой бы пройти по славным, памятным местам великой её истории, по прекрасным храмам, но понимаю ведь, что не было бы ничего этого, а только сидели б мы подле друг друга и наговориться не могли. А иногда думается - вот увидел бы ты то-то и то-то, как красиво тут, вот недавно вышла я ночью - и такая луна во всё небо сияет, нигде, кажется, нет места, куда б не доставал её свет, и так тихо спят под нею дома и поля вокруг, словно всех их она укрыла своим светом, и тепло, уютно им под ним, словно под рукой материнской… Сколько красоты, милый братик, на прекрасной нашей земле - всего не увидеть и не упомнить, как грудь всего воздуха не вместит… Хочется спросить, как здоровье твоё, да как заботятся о тебе те люди, попечениям которых ты вверен, как протекает сейчас жизнь твоя, слава богу, тревог и забот наших лишённая, но какие-то свои имеющая, но ведь не знаю, случится ли ответ твой получить… Но твёрдо знаю, скоро встретимся с тобой, когда - знать не могу, это только Господь Бог решает да вера наша, наше терпение и мужество, но в сердце радость встречи живёт уже и спит, как земля зимой спит под снегом. Наступит весна - и расцветёт всё, и будем снова вместе, все тревоги и разлука наша только укрепят нас… Передай только людям этим, которые сберегают тебя для будущей нашей встречи, низкий мой поклон и скажи, что молюсь о них Господу каждодневно, хоть имён не знаю…»