- Ты зачем её пустил? - слышала сквозь сон, - своей жизни не жаль, так детей пожалей.
- Ай, молчи, мать! Что у нас красть? А так хоть послушали, что в мире творится…
- Больно пользы тебе с этого! Что, спит, или прикидывается?
- Да спит вроде… Да не шуми уже, ежели чо - вон он топор-то, нежто не слажу?
- Так и сладил бы сейчас, не ждал, пока уснём…
Страшно Насте от того, что не спит - не притворяется, а уснуть не может, так страшно ломит усталую спину… Взял ли в ту ночь сон - так и не поняла, вроде, что-то виделось, безумное, лесное-болотное… Ну, и на том спасибо, что в тепле сколько-то полежала. Наутро хозяйка и хозяин улыбались, а в глазах - страх так и не прошедший… И не скажешь же им, что ночной их разговор слышала. Только попрощаться и отправляться поскорее… А где, видя испуганные, настороженные взгляды, и не просилась на ночлег, просила указать, где здесь дом есть нежилой или дорогу в лесу - ну, и ночь ещё пройдёт, что ж теперь? Лучше, чем сидеть с вами и смотреть, как сквозь липкие улыбки страх так и сочится. С волками, с ними, правда, проще. С теми хоть сразу понятно, чего им надо. Волков Настя ещё несколько раз встречала, стреляла, пускала коня вскачь - отставали… Не волков теперь боялась - людей. На одной дороге едва не пристрелили её, уж не разобрала, за кого приняли. В одном доме сын хозяйский снасильничать пытался, отхватил ножом рваную рану через полгруди, хозяйка вой подняла, хозяин за топор схватился, она - за ружьё… Так, держа на прицеле, из дома, пятясь, вышла в морозную ночь, впотьмах отвязывала Мужика, долго гнала по петляющей дороге, всё слышалась погоня… Да, не волков бояться надо, людей. Волк сразу показывает, кто он есть.
- Да что ж ты хочешь, дочка, - извинялся дед, с ружьём её на пороге встретивший, - время нынче такое… Добрый ли человек по лесам шляется? На дорогах разбойничают, не знаешь, как завтрашний день встретишь, живым или мёртвым…
- Ничего не знаю, - отвечала Настя, - а только я человек добрый, и не вина моя, что вы тут каждого скрипа боитесь. Мне вашего ничего не надо, мне только где голову преклонить часов хоть на пять, и дальше в путь, и забудете про меня. Не верите мне - так в дом не пускайте, в сенях где переночую, не верите совсем - так дальше пойду, в землянке где переночую, да хоть в норе медвежьей!
- Не серчай, дочка, а скажи хоть, от кого бежишь. Ты из кого, из белых, из красных?
- Нет уж, пойду я, дед, если ты мне поверить не можешь, что я не из белых и не из красных, а только хочу дойти до Юрлы, не можешь указать путь - так не задерживай. Что за время, в самом деле, дорогу не спросишь без того, чтоб на тебя ружьё наставили!
- А почём я знаю, может, ты разведкой идёшь? Хоть и девка - сейчас всё смешалось, и девки воюют, а конь-то у тебя справный, военный…
- Ты, дед, чего судьбу пытаешь? - зашипела из-за плеча выглянувшая на громкие препирательства бабка, - пулю хочешь? Так оно быстро… Выискался защитник, грудью встал… Юрла-то, - громко уже, - она вон, недалече, вёрст с пять…
- Вот спасибо, мать! - большего-то и не надо, только вскочить в седло - откуда силы взялись у неё, а у Мужика покуда и не убывало. Последний рывок ведь, кажется. Не последний, конечно, никак не последний, но там хоть ждёт её надёжный человек, он Розу знает, он скажет ей, как дальше… Дальше проще…
Ехала - хохотала, кому б сказать… Вот так великую княжну встречают - кто ружьём, кто топором… Ну да, на ней не написано, что великая княжна… А вот в том и дело, в том и правда, что не написано. Время такое… срывает покровы…
Было время, в путешествиях с родителями, сходили с поезда, нежились в луговых травах, венки плели… Пёстрым горохом высыпали из деревень крестьяне - бабы, ребятишки, мужики, это ж внукам потом рассказывать - царских детей видели! И как любили они разговаривать с крестьянами, расспрашивать, у кого сколько детей да как зовут коровушку… Горды, радостны были - свой народ знают! Знали б они его таким - не принарядившимся при такой-то встрече, а в исподнем на крыльцо выскочившим, в замызганном фартуке, шепчущимся по углам - ты ей, мать, посуше кашу не могла отдать, что свинье готовили? Эту б мальцам завтра дали, а так варить, а из чего? Слышь, ты чего поплоше дай, вызнает, что у нас хлеб есть - не миновать беды… Вот такой он, народ-богоносец, с кудлатыми непричесанными бородами, кочергой гоняющий не шибко расторопных, по его мнению, жену и дочь. Вот такой он, поедом заедающий пришибленную, зарёванную невестку, за которой обещали три сундука сукна хорошего да шкур овчинных, а оказалось - порченую дают, брюхатую… Вот такой он, в рядок три гробика детских сколачивающий - спокойно так, как скворечники.
- Померли. Ну, чего… Хворые были… Чего, их ещё пять… Живых жалеть надо - как зимой могилу-то копать…
Вот такой он:
- Слышно вот такое, говорят, царя расстреляли… Ну, туды ему и дорога…
И чего им жалеть их - у них свои девки, а женихи кто на войне, кто по лесам прячутся, а того гляди, придут эти… или те… Едина разница… Там уж понятно, ни одной девки на селе не останется не опозоренной… Это уже не непуганный, по месяцам вестей не знающий таёжный народ. Здесь и выстрелы слышали, и подводы с побитыми, израненными людьми - солдатами, крестьянами - видели. Вот по этой дороге ехали на Юрлу из захваченного белыми Кудымкара… А чего-то в Юрлу не идут пока… Ну, чего они забыли в этой Юрле…
Ей вот надо было в Юрле найти Ивана Рассохина - благо, человек не рядовой-безвестный, в исполкоме работает, к нему всякий дорогу укажет. Иван Рассохин на порог вышел хоть и с револьвером в руке, но в глазах ни страха, ни подозрительности. Спокойная готовность, как оценила Настя, если что не так - пулю в голову моментально. Это понравилось. Как у волка - глухой, предупреждающий рык, дуэль взглядов - сильный своей силой истерично не кичится, как брехливая собака, топором не машет, слюной не брызгает. Сильный предупреждает. Иван - мужчина ещё молодой, собой довольно красивый, очень высокий, плечистый. Из рабочих или из солдат - сейчас уже не вспомнить, Роза про многих своих друзей рассказывала, кратко, но ярко обрисовывая их жизненный путь. Но вроде, где-то она с ним даже не в этих краях познакомилась…
- От Розы? Из Губахи? Ещё чего скажешь?
- Скажу - вспомните Антипа… Роза сказала, по этой фразе узнаете. Обождите, - полезла за пазуху, - да не мнительничайте, не за оружием лезу.
- А я и не мнительничаю, я жду. Зайди в дом, нечего народ пугать.
Настя пожала плечами, привязала коня, отметила, с какой одобрительной улыбкой посмотрел на него Иван. В избе довольно жарко, кажется, не столько от печки, сколько от того, что народу много - сидит за столом десять, что ли, баб и девок, с ними жена Рассохина, красавица Наталья, какой-то совет держит, у печи два бородатых деда о чём-то азартно спорят, в общем гуле не разобрать ни слова. Да, в самый раз обстановка для обстоятельного приватного разговора. А вот, плохо у ответственных партийных работников с личным временем, свободным от дел…
Иван хмурится, вчитываясь в мелко исписанные листы, на некоторых расчерчены какие-то схемы - Настя не заглядывала по дороге в эти бумаги, её, что ли, это дело, ей главное довезти.
- Да, давненько я от Розы вестей не имел… С ноября или с декабря, как не соврать?
- Что, теперь верите, что я от неё?
- Верю, верю. Во-первых, почерк-то её помню, но почерк это не главное ещё, знак тут есть особый, которым она по принуждению бы не написала…
- Это как?
- Ну так вот… долго объяснять. Ну, в общем, спасибо за вести. Пригодится. Чего ещё ждать-то от Розы, она и в осаде без дела сидеть не будет. Сами тут сидели думали, что хорошо б им с тылу горячий революционный привет преподнести, но не с таким, правда, крюком думали… Тут ближе задачи есть, в идеале - Кудымкар освобождать, в реале - себя оборонять… Тут месяца два тому назад такое было…
- Какое? - Настя стянула шапку, жарко, прямо сейчас её, вроде, гнать не собираются…
- Да кулаки бунтовали. Ерунда, разобрались уже. Попики это… Сразу умные люди советовали с ними разобраться, но мы же добрые… Доцацкались. Ты не стой столбом, раздевайся, проходи.