- Если бы можно было одолжить какую-нибудь машину, - продолжил я и, вспомнив о деньгах, которые оставил мне Гуров, поспешно добавил:
- Разумеется, мы хорошо заплатили бы за это.
Аборигены переглянулись, и один из них пробормотал:
- Сейчас что-нибудь придумаем, сеньоры. Подождите.
И они ушли все вместе в одну сторону. В восточной части неба едва заметно забрезжил сероватый неясный свет.
Вдруг из темноты послышались громкие слова команды, и неожиданно появились четверо усачей в одинаковой одежде. Прежде чем мы успели сообразить, что происходит, нас взяли в кольцо. Мы поняли, что это совсем не те люди, которые нас здесь встретили. У этих на ремнях на правом боку висели черные треугольные коробочки. Оружие, - догадался я, - мундиры. Это означало, что окружавшие нас принадлежат к какой-то военизированной организации.
- К стенке! - крикнул один из них. - Не двигаться!
Мы и не собирались двигаться. Впрочем, к стене становиться мы тоже не стали. Тогда тот, что кричал, подошел ко мне.
- Ты что, не слышал приказа?
- Это вы мне? - удивился я. Ничего не поделаешь, человек не в состоянии переделаться за какую-то минуту. Даже если у меня такая же профессия, как у него, и я знаком с нравами разных эпох. Я слишком долго пробыл в своем настоящем и сейчас не сумел мгновенно перестроиться и приспособиться к отношениям, царящим в давно прошедшем столетии. И тогда...
Позже, когда я вспоминал эти мгновения, ко мне неизменно возвращалось ледяное оцепенение - оно поднималось от колен. Я был просто не в состоянии поверить, что подобное может произойти. Вы ждете, чтобы я рассказал, что же было потом?
Он ударил меня в лицо. Я покачнулся, но не от удара. Какую-то долю секунды я стоял, как в тумане, все еще не понимая, что происходит. Эпоха, в которой мы живем, давным-давно не знает подобного обращения. Прошли века с тех пор, как человек в последний раз поднял руку на другого человека. А тогда события стали развиваться с головокружительной быстротой. Увидев, что произошло, Баракс начал действовать. Двое в мундирах еще валялись на земле, а он уже был рядом с третьим. Наконец и я очнулся от столбняка, схватил того, кто ударил меня, и швырнул приемом, который тысячи раз отрабатывал в спортзале. К сожалению, удар был настолько силен, что полицейский, ударившись головой о мостовую, растянулся без чувств.
Только тогда мне пришло в голову, что обезвредить его можно было бы куда более удобным и безопасным способом. Но, как видно, его удар пробудил во мне первобытные инстинкты, о существовании которых я даже не догадывался. Во мне вспыхнуло желание дать сдачи собственными руками.
Тем временем Баракс управился с третьим, не дав ему времени выхватить оружие. Я перевел дух, ничего не понимая.
- Черт побери! - Баракс использовал свое любимое выражение, которое, что греха таить, подцепил у меня. - Почему он так поступил?
- Бог его знает, - ответил я растерянно. - Это выше моего разумения.
- А что такое "бог"? - тут же поинтересовался Баракс.
- Лексический оборот, - пояснил я и вдруг осознал всю нелепость ситуации. Мы в опасности, стоим над четырьмя бесчувственными телами в форме и беседуем о лингвистике.
- Идем отсюда, - сказал я.
Баракс молча последовал за мной. Я оглянулся. На верхушке белой колокольни блестел крест. Наступал день, и солнечный луч над нами был предвестником приближающегося утра.
Крестьян нигде не было видно.
Опять мы шагали по пустынному шоссе.
- Это были полицейские, - пояснил я Бараксу. - Они следят за общественным порядком.
- Тогда почему он тебя ударил?
Я не сразу нашелся, что ответить. Потом в нескольких туманных выражениях попытался объяснить, что в старину грубость зачастую сопутствовала блюстителям порядка.
Я с азартом принялся рассказывать, а Бараксу было интересно, так как в этой эпохе он еще не бывал. С местным диалектом он был знаком, а с нравами - увы.