- Так ты поедешь со мной? - повторил брат.
Поликсена медленно покачала головой.
- Не могу. Даже если бы хотела - и ты знаешь, почему!
Филомен прекрасно знал все ее доводы, и не хотел вновь их выслушивать. Он только кивнул и, толкнув плечом дверь, быстро вышел, чтобы не потерять достоинства и не сделать что-нибудь непоправимое. Он страдал от отказа Поликсены больше, чем мог бы кому-нибудь показать. Даже самому себе!
- Если бы Аристодем похитил ее, я и то был бы счастливее, чем сейчас! - страстно прошептал коринфский царевич, привалившись к стене.
Он расшиб о стену кулак, потом ударил снова, не думая, что пугает сестру, - и пошел прочь, не чувствуя боли. Филомену впервые в жизни нестерпимо хотелось напиться до бесчувствия. Но он знал, что сдержится железным усилием: как это удавалось ему во всем.
Как говорила ему царица Нитетис? Найти жену-друга?
Может быть, боги помогут ему и в этом, как помогали любимчику Поликрата до сих пор! Филомен не сомневался, что самосский тиран ужасно кончит; готов был и к тому, что его самого ждет горестная участь. Но перед тем…
- Мы еще сыграем! И все это не напрасно, слышишь, учитель? - спросил эллин вслух, остановившись и оглядевшись в пустом коридоре. - Я уже теперь вижу будущее, какого даже ты не можешь вообразить!
Филомен знал, что Ликандр не вернется. Он дожидался, пока подойдет все войско, вместе с сестрой; и Ликандр не пришел, как и многие его товарищи.
Филомен еще уговаривал Поликсену уехать с ним - но отправился в Ионию один.
* Египетское название Гелиополя, древнейшего города культа Ра и так называемой “Великой девятки” богов.
* Хенти - сакральный временной период у египтян, равный ста двадцати годам.
* Египетское название бога Нила и самого Нила.
========== Глава 49 ==========
Ликандр очнулся оттого, что на него обрушился поток воды. Мгновенное воспоминание о перекатах Эврота, о горных водопадах родины нахлынуло на него и тут же покинуло: песок, забившийся в складки его одежды и под доспех, от воды превратился в жидкую грязь, которая тут же разъела наспех перевязанные раны и все царапины и ссадины, о которых воин просто забыл. Спартанец коротко простонал и открыл мутные воспаленные от солнца глаза.
Он приподнялся на локте, озираясь, - в глазах было по-прежнему бело от песка и солнца; но вот Ликандр начал различать вокруг другие шевелящиеся человеческие тела - своих товарищей-воинов, как и он, полузасыпанных песком, которых тоже приводили в чувство.
Лаконец шевельнул пересохшими губами.
- Пить…
- Сейчас.
Ему ответили по-гречески, но выговор был не лаконский; однако Ликандр почти ни на что не обращал внимания, поглощенный одной мыслью о воде. И через несколько мгновений ему в губы ткнулась глиняная чашка; Ликандр жадно проглотил теплую воду с привкусом глины. Глубоко вздохнув, воин проморгался, увидев своих спасителей и своих товарищей гораздо отчетливей.
- Благодарю, - хрипло сказал он.
- Рад, что ты очнулся, - склонившийся над ним человек, похожий на грека, но не воина, улыбнулся, и в его улыбке Ликандру почудилось что-то гнусное. Но, как бы то ни было, именно он спас Ликандру жизнь, когда ушедшие вперед товарищи бросили их умирать.
Ликандр никого не винил - скорее всего, их просто не нашли, заплутав по пути назад от колодца, или сочли мертвыми; или нужно было спасать оставшиеся жизни ценой жизней тех, кто слишком обременил отряд. Ему тоже приходилось бросать умирающих воинов позади, чтобы не отстать от фаланги.
Ликандр вдруг почувствовал, как чужие руки возятся с креплениями его панциря, и попытался оттолкнуть этих людей; но услышал, как тот же грек, который напоил его, сказал:
- Нужно позаботиться о ваших ранах.
Его освободили от панциря и наборного пояса из бронзовых пластин, защищавшего бедра; и Ликандр начал догадываться о смысле всего происходящего, когда почувствовал, что у него отняли меч. Щит и копье он бросил сам еще ранее.
Ликандр резким движением вскочил на ноги, напугав этим работорговцев; но тут же его повело, голова закружилась, и атлет упал на колени. Двое из спасителей засмеялись.
- Береги силы, они тебе понадобятся!
Всего их было, кажется, десятеро, на два десятка воинов; но почти всех их работорговцы уже успели разоружить, и сзади за барханами маячили, по-видимому, вооруженные люди, одетые кочевниками, с верблюдами в поводу. Арабы? Какие-то азиаты?..
Ликандр уже без сопротивления позволил раздеть себя донага: тем более, что его раны и вправду нуждались в перевязке и лечении. Не будь он так изможден этим переходом, лаконец оправился бы от них быстро; но сейчас раны в бок и плечо, которые даже не помешали бы ему драться, отнимали последние силы.
Увидев, как он сложен, его спаситель присвистнул. Хотя работорговцы были приятно удивлены силой и сложением всех воинов.
- Вы спартанцы? - спросил этот неизвестный грек или полугрек Ликандра.
Ликандр не удостоил его ответом. Среди них было четверо или пятеро спартанцев, но этим людям знать, сколько их, было вовсе ни к чему.
С его тела смыли песок, и раны смазали мазью, пахнувшей как та, которой его лечили египтяне. Ликандр теперь упорно молчал, жалея, что нельзя перемолвиться ни словом с товарищами: особенно своими.
- Ты не очень-то любезен, - заметил его спаситель. - Или у вас в Спарте так принято благодарить за избавление от смерти?
Кто-то гоготнул. И сам спросивший усмехнулся, словно бы издевался над аоротанатос, которых многие считали тупыми и потому не ведающими страха; но Ликандр знал, что это спартанское качество всем насмешничающим чужакам внушает страх. Однако воину вдруг показалось, что работорговец, который все время занимался только им, испытывает к нему что-то вроде приязни.
- Что вы собираетесь делать с нами? - впервые задал он вопрос.
- Там поглядим… Ничего хуже того, что с вами делали в Египте, - с неожиданной серьезной злостью ответил его спаситель: эта злость была обращена не на Ликандра. - Ваши хозяева ведь гнали вас на убой во все жаркие места, куда боялись соваться сами! Или скажешь нет, спартанец?
Ликандр прикрыл рукой опять воспалившиеся глаза и подумал о Поликсене и о своем ребенке, который должен был уже родиться. Что думает о нем его жена, догадывается ли, что с ним случилось? Но даже если так, она ничего не сможет сделать. Остается надеяться только на себя самого.
Ему вернули хитон и набедренную повязку - доспехи, разумеется, нет. Ликандр оглядел остальных: им уже связывали руки, соединяя одной длинной веревкой. Тем, кто пытался сопротивляться, приставляли к животу нож или кривой меч; однако всерьез не воспротивился никто, и не только потому, что пытаться спастись в их положении было бесполезно. Боевой дух, который в другое время заставил бы воинов предпочесть смерть рабству, сейчас в них угас.
- Хочешь есть? - неожиданно спросил Ликандра все тот же грек. Он был черноглазый и чем-то напоминал эфиопа - должно быть, киренеянин.
- А остальные? - спросил в ответ Ликандр. Ему было тошно от сознания своего бессилия и своей дальнейшей участи, но сейчас он не мог сосредоточиться ни на чем, кроме настоящего.
- Остальным уже дали, погляди! С тобой дольше всех возимся, красавец! - усмехнулся работорговец: вместе с гадливостью он теперь странным образом вызывал у Ликандра чувство общности и почти расположение, какого гоплит не мог заставить себя ощущать к египтянам за все время, пока служил им.
Ему дали еще воды и несколько сушеных фиг. И, подкрепившись для спартанца почти основательно, несмотря ни на что, Ликандр ощутил, как к нему возвращается бодрость: и вместе с нею злость, необходимая для борьбы. А теперь ему предстоит смертельная схватка. Он прошел уже столько битв, однако такое…