Коринфянка подняла на гостя совершенно безнадежный взгляд.
- Мой муж убит? Как ты узнал?
Аристодем сел на табурет рядом, не дожидаясь позволения.
- Я расскажу тебе, что я узнал, - мягко произнес он. Провел рукой по лицу: он по-прежнему гладко брился. - О том, что ты подарила на память спартанцу, я узнал от Филомена. Я хорошо помнил эти серьги… они тебе очень шли.
- Ты видел меня в них? Ты же уехал раньше, чем брат подарил их! - быстро сказала царевна.
- Уехал, но с тех пор возвращался. Ты долго носила их, пока жила в Мемфисе, - заметил Аристодем.
Он сделал паузу. Поликсена, не говоря ни слова, впивалась в горевестника глазами.
- И совсем недавно эта драгоценность попалась мне на рынке в Навкратисе, где я все еще живу, хотя много путешествую по делам. Торговец сказал, что купил ее в Тире, в Финикии. Там ее продали ему как амулет, на счастье, - хотя он и видел, что это серьга без пары, многие, особенно мужчины, носят и по одной серьге! Но я не мог больше ничего…
Аристодем осекся при виде лица Поликсены.
- Это все? - глухо спросила она, сжимая зубы.
Афинянин кивнул.
- Да, госпожа. Поверь, я очень соболезную твоему горю…
- Какому горю? - свирепо перебила его Поликсена. - Какое горе в том, что кто-то вытащил мой подарок у Ликандра или подобрал его, когда тот обронил?.. Тысяча случайностей могла быть!..
- Да, - согласился Аристодем.
Видя ее ненавистное выражение, он с печальной улыбкой прибавил:
- Пожелай я солгать, я мог бы сделать это очень ловко… ты сама понимаешь, Поликсена! Но я сказал тебе сейчас только правду! Если бы я не уведомил тебя, - прибавил золотоволосый афинянин, приложив руку к сердцу, - вот тогда я счел бы это низостью!
Поликсена закрыла лицо руками.
- Уйди, - сказала она.
Аристодем бесшумно встал и, поклонившись женщине, которая не видела этого, покинул комнату.
Филомен скоро сел на место отвергнутого жениха. Коснувшись плеча сестры, заставил ее посмотреть на себя.
- Принеси сына, - сказала она.
Филомен вышел и вскоре появился, неся мальчика, - так, точно тот был его собственным сыном. За братом в комнату опять вошел афинянин.
- Какой славный у тебя мальчик… Какой крепыш, - сказал он с искренним восхищением. - Отец мог бы гордиться им!
Поликсена не ответила, вновь устраиваясь в кресле с Никостратом на коленях.
Брат склонился к ней.
- Что намерена ты делать с этим ребенком? Теперь ты вольна решать его судьбу!
Мать подняла голову и взглянула на Филомена так, как недавно глядела на Аристодема.
- Что делать?.. Никострат еще слишком мал, чтобы заводить речь о какой-нибудь школе! Я намерена ждать, пока вернется армия Уджагорресента и с нею мой муж!
Филомен кивнул. Потом посмотрел на Аристодема, и старые товарищи быстро вышли из комнаты.
* Правила сенета (приблизительно известные) заключаются в том, чтобы один из пары игроков, передвигающих фишки по клеткам поля зигзагообразно навстречу друг другу, вывел свои фишки за край. При этом играющим встречаются поля-ловушки (Дом Воды, Дом Красоты), символизирующие препятствия в путешествии по загробному миру, с которым соотносится вся игра.
========== Глава 48 ==========
Давняя мечта Уджагорресента осуществилась. Хотя он не знал - не назвать ли эту мечту теперь похожей на безумие старых жрецов из Иуну*, пытающихся совокупляться с мертвецами?
Уджагорресент был назначен, как когда-то зодчий Сенмут при Хатшепсут, опекуном маленького Яхмеса, сына своей возлюбленной царицы. Но прежде, чем мальчик будет отлучен от женщин гарема и ему понадобится воспитатель, пройдет года три, не меньше. А царский казначей сомневался, что у них есть даже эти три года.
Придворные халдеи и персидские предсказатели, которых за прошедшие полтора года в Та-Кемет развелось не меньше, чем в Персии, пророчили своему царю удачу на долгие годы, а женам его плодоносность; потомству же процветание. Уджагорресент только усмехался степени человеческой трусости и лживости, которые, впрочем, преобладали при любом дворе; но в Персии достигали чрезвычайности.
Удача на долгие годы! Плодоносность жен! Если Камбису вообще суждено вернуться к Атоссе, пустит ли она его опять в свою постель? Слухи о том, что происходит в Египте и о том, что случилось с ее сестрой, конечно, достигли этой персиянки: а в Сузах и Пасаргадах найдется множество тех, кто поддержит царицу в борьбе против брата, пожелай она освободиться от него так же, как сам он от их общего брата Смердиса… Женщины Азии, при таком укладе жизни, как в персидской империи, могут быть страшными врагами - еще более, чем были в свое время царицы Египта.
Понимал ли Кир, какое пагубное наследство оставляет сыну, и что начнется между Ахеменидами после его смерти? Наверняка да: но не мог не стремиться к величию, к званию царя среди царей, - и при Камбисе или при других правителях, Ираншахр достигнет всемирного значения.
Египет прошел все это, и теперь наступил закат Египта - такого, каким многие хенти* знали это государство люди в его блаженной неизменности. Та-Кемет всегда была ограничена своими пустынями и своими богами - это была неизменность, не терпевшая правды широкого окружающего мира и отторгавшая чужое, пока была еще способна ему противостоять. До сих пор! А неизменность Персии гораздо хуже: это неизменность, способная к преобразованиям и к приятию чужого - без того, чтобы это чужое подрыло изнутри ее устои!
Порою царский казначей ужасно жалел, что не родился в Персии. Но матерь богов судила своему слуге родиться в Та-Кемет. Матерь богов не умрет, когда на поклон к ней пойдут вереницы других народов; в отличие от множества прочих покровителей Та-Кемет, чьи имена скоро останутся только в памяти их жрецов, уже теперь захиревших от недостатка содержания.
Что ждет Та-Кемет? Полное преображение - если его страна хочет жить.
Может быть, Уджагорресент дождется того, чтобы персы ушли… своими глазами увидит смерть Камбиса, которая может наступить совсем скоро! Почему бы и нет? Что в Египте, что в Персии - придворные гораздо чаще переживали царей, чем наоборот: особенно царские любимцы. Возможно, в сумятице, что возникнет после смерти великого перса, опекуну царевича Яхмеса удастся устранить вавилонского вора, которого персы посадили на трон Хут-Ка-Птах… но даже если и нет, Уджагорресент вполне еще способен править этой страной долгие годы вместе с Ариандом, как Амасис с Априем.
И у него тогда будет Нитетис.
Уджагорресент знал, что занимает мысли великой царицы более, чем какой-либо другой мужчина, после персидского царя; и брак, который они заключат после ухода Камбиса, конечно, не будет только политическим соглашением… Им будет хорошо друг с другом: так, как Уджагорресент совершенно представлял себе уже сейчас…
Но тут царский казначей спохватывался. Боги завистливы - он усвоил это у эллинов, чьи боги были завистливы до крайности, тогда как боги Та-Кемет гораздо чаще выступали справедливыми судьями человеческих поступков и даже помышлений… именно поэтому жрец Нейт чувствовал, когда следует укрепить свое сердце и сдержать свои похоти.
Уджагорресент обещал Нейт большую жертву, если хотя бы часть войска вернется из Сирии. Очень много людей всегда погибает в таких походах, как бы хорошо они ни были спланированы. С одной стороны, это и лучше, потому что Та-Кемет, вместе с людьми Камбиса, скоро нечем будет кормить столько собственных наемников, и даже сохранность казны, о которой Уджагорресент знал лучше кого-либо другого, положения не спасет. Египетское золото опять обесценилось, несмотря на новый брак Камбиса и его египетского наследника. Следующий год будет голодным, хотя Хапи* поднялся, как всегда.
Быть может, персы сами захотят уйти, поняв, что большего удоя от этой коровы не дождаться, сколько ни грози.
Но нужно, чтобы вернулась назад хотя бы половина войска, - лучше даже греки, чем египтяне!