Затем девушка спросила брата, с недоверием и почти со страхом:
- Но как ты приехал сюда… еще и верхом?
- По дороге в Саис я встретил не одного и не двух конников, скачущих в обе стороны. И в самом городе, - откликнулся Филомен, сузив темные глаза. – Удивительно для Та-Кемет, не правда ли, сестра?
Они поняли друг друга без слов.
Поликсена шагнула к брату и прижалась к груди Филомена, к горячему доспеху.
- Как же тебя впустили в город! Сейчас охрану усилили, я же писала тебе… Ты просто безумец! – прошептала коринфянка.
Филомен погладил ее по голове, а потом, задержав руку на плече сестры, другой достал из-под запыленного белого плаща письмо.
- Я показал стражам вот это!
Он помахал папирусом перед носом сестры и скривился. Поликсена, в недоумении выхватив письмо у брата, узнала собственный почерк – и печать царевны Нитетис, поставленную ее личным писцом.
- Как же глупы эти египтяне! – сказал Филомен.
- Тише!.. Они вовсе не глупы, и тебе просто повезло, - сказала Поликсена с возмущением. – Нарвись ты на других, тебя упекли бы в тюрьму, и никто бы тебя не выручил!
Потом она кивнула брату на дом.
- Пойдем, я прикажу дать тебе умыться и вина. Расскажешь, как у тебя дела, - произнесла девушка.
Филомен слегка нахмурился при таких словах, потом сделал знак подошедшим слугам, чтобы позаботились о Фотиносе. Молодой воин последовал за Поликсеной. В коридоре она сама сняла с брата белый плащ и отдала еще одному рабу-египтянину, появившемуся и исчезнувшему, будто тень.
Они вдвоем прошли по коридору и поднялись по лестнице. Следуя за сестрой к ее спальне, Филомен оглядывался с удивлением и неодобрением; но войдя в комнату Поликсены, улыбнулся.
- Как хорошо ты живешь!
- Да, - с глубокой благодарностью к покровительнице ответила Поликсена. – Царица… то есть царевна очень добра ко мне. Должно быть, я ей полезна.
Филомен посмотрел на сестру долгим проницательным взглядом, но промолчал. Он опустился в кресло, на которое она указала.
Хлопнув в ладоши, хозяйка подозвала уже ожидавшую в готовности Та-Имхотеп и приказала служанке принести гостю воду для умывания, вино и закуски. Когда рабыня-египтянка оставила их, Поликсена села на табурет напротив брата, сложив руки на коленях.
- Зачем ты приехал? – спросила она, не спуская с него встревоженных глаз.
Филомен невесело улыбнулся.
- Если я скажу, что просто истосковался по единственной сестре, ты мне не поверишь?
- Поверю… Но должно быть еще что-то! – воскликнула Поликсена, сжав руки так, что перстни впились в кожу.
И вдруг она всхлипнула.
- О Филомен! В кого же мы превратились!
Брат порывисто встал ей навстречу, и она стремительно поднялась с места; шагнув друг к другу, они крепко обнялись. Поликсена заплакала, и Филомен тоже всхлипнул, уткнувшись ей в шею и сжимая в своих руках так, что бронзовые наручи впились ей в спину.
- Я тебя очень люблю, - прошептала Поликсена, спрятав лицо у брата на груди. – Как я соскучилась! И как неразумно ты сделал, что приехал!
- Перестань!
И она узнала в этом сердитом тоне своего прежнего Филомена, главу своей жизни.
- Я воин, - сказал брат. – И я приехал сообщить тебе вести, которые можно передать только самому!
Служанка уже принесла умывальную воду в тазу и угощение, расставив посуду на столике; но брат и сестра не замечали ее.
- Что случилось? – тихо спросила Поликсена, приготовившись к худшему. Филомен кивнул ей на табурет.
Они опять сели.
- Аристодем, сын Пифона, сватает тебя, - сказал Филомен.
Брат посмотрел ей прямо в глаза серьезно и значительно. У Поликсены на несколько мгновений отнялись язык и руки.
- Аристодем? Сватает – сейчас?.. Где он? – воскликнула девушка, когда смогла говорить.
- В Навкратисе, и афинянин весьма преуспел, - улыбнувшись, сказал Филомен: но глаза молодого воина под низко лежащими бровями остались серьезными, черными. – Аристодем торгует оливковым маслом, и еще серебром… он прислал мне дары! Я и тебе привез от него подарки! – он обернулся к двери, видимо, вспомнив о своих сумках.
- Я ничего не приму, - прошептала Поликсена.
Потом она почувствовала возмущение. Поликсена уже забыла, как когда-то ее взволновало любовное признание философа, и сейчас ощутила себя почти униженной, услыхав о его сватовстве.
- Аристодем стал купцом? И он хочет купить меня у тебя, как товар? – воскликнула наперсница царевны Нитетис.
Филомен побледнел от негодования и такой непочтительности. Он уже забыл, как сестра изменилась, получив покровительство египтян.
- Аристодем никогда не смотрел на тебя как на товар, ты знаешь, - гневно произнес эллин. – Из-за тебя сын Пифона порвал с пифагорейцами и со своей семьей! И если сейчас он не купит тебя как товар, как ты говоришь, - усмехнулся Филомен, - завтра тебя могут захватить как добычу!
Он склонился к ней из кресла, оперевшись намозоленной рукой о сильное загорелое колено.
- Или ты уже забыла о нашем положении?
- Я прекрасно помню о нашем положении. И особенно о своем, - тихо, но с таким же негодованием ответила Поликсена. – Я состою в услужении у царевны, и ты не можешь обещать мою руку без согласия госпожи…
- Я ничего еще не обещал Аристодему, - сказал Филомен. Он встал с места, сложив руки на груди. – Мне кажется, здесь ты непозволительно возгордилась собой! И очень скоро пожалеешь об этом, милая сестра!
- Это не гордыня. Это мой долг, - откликнулась Поликсена.
Она глубоко вздохнула.
- Мне кажется, брат, самое время пойти к царевне и спросить ее!
- Идем, - сказал Филомен.
Он легкими гневными шагами покинул комнату; Поликсене пришлось бежать за ним. Она ведь даже не сказала, где найти Нитетис!.. Но Филомен сам обнаружил Априеву дочь в соседней комнате.
Двое египетских стражников попытались заступить ему путь, но Нитетис из глубины комнаты крикнула им впустить гостя.
Эллин стремительно вошел, пылая яростью, и огляделся: будто был в своем доме, где никто не слушался его приказов.
- Что это значит? – воскликнул Филомен.
- На колени!.. – крикнула Нитетис.
Поликсена не помнила, чтобы видела свою госпожу такой. Царственная жрица словно выросла, взлетев над своим креслом, будто коршун.
- Как ты смеешь так говорить с дочерью бога? На колени! – крикнула Нитетис.
Она резко встала с места, точно не сомневаясь, что при виде ее гнева у эллина сами собой подломятся колени. Этого не случилось: Филомен устоял, хотя и сильно побледнел. Тогда двое стражников-египтян, ожидавшие у дверей, подступили к нему сзади и, с силой надавив на плечи, заставили стать на колени. Руки ему завели за спину.
Коринфский царевич вскинул голову.
- Я не могу выдать замуж мою сестру без твоего позволения? – воскликнул он. – Это правда?
Нитетис подступила к нему, глядя сверху вниз: на прекрасном лице было отвращение. Стражники по-прежнему немилосердно выкручивали Филомену руки, но он молчал, упорно глядя в лицо царевне.
- Я знала, что нельзя приближать к себе греческих дикарей… Как ты обращаешься ко мне? – воскликнула египтянка. – Совсем забыл свое место?
В лице Филомена вдруг что-то дрогнуло и переменилось под ее взглядом. Он склонил голову, обмякнув в руках стражников.
- Я помню мое место… госпожа, - глухо произнес эллин.
- Отпустите его, - приказала Нитетис воинам.
Филомен несколько мгновений продолжал стоять на коленях, потом встал.
- Это правда, что я не могу выдать замуж мою сестру, не имея твоего позволения? – повторил он, наконец взглянув на царевну и тут же отведя глаза.
- Правда, - ответила Нитетис. Она улыбнулась без всякой жалости к его виду. – Твоя сестра состоит под моей защитой, покровительством и в моей полной воле, экуеша. Пока Поликсена служит мне, позволять ей выходить замуж или нет - мое царское право!
Она помолчала несколько мгновений.
- Я есть Маат в моем доме, и я есть закон!