Топнув ногой, Нитетис вскочила с кресла. Потом еще раз перечитала обращение в письме: “Божественной Нитетис, прекраснейшей из прекрасных перед ликом Нейт, от казначея бога, приветствие…”
Взгляд ее еще раз упал на печать, и Нитетис рассмеялась.
Нет, в этом Уджагорресент не солгал: скоро она сама сможет убедиться в справедливости его слов и узнать, в самом ли деле царские корабли вернулись с победой и Филомен остался жив - и даже получил награду от Поликрата. И уж если царский казначей озаботился тем, чтобы написать дочери Априя, удаленной от двора, - как из соображений безопасности, так и из страха перед нею самой, - значит, Уджагорресент по-прежнему верен ей!
Тщательно свернув папирус, Нитетис положила его в ларец, где хранила свою переписку, и замкнула ключом.
Потом опять села за стол и закрыла лицо руками, надолго застыв в такой позе. Ей нет нужды сейчас идти к своей эллинке – Поликсена уже все знает и радуется, бедное дитя… Она предвкушает, как обнимет брата, а тот посадит ее на подаренную счастливым Поликратом лошадь… Но что Филомен обнаружит в Мемфисе, найдет ли там своих братьев?
Впрочем, Филомену о судьбе пифагорейцев и других египетских эллинов может солгать в столице кто угодно и как угодно. Этот прямодушный юноша, конечно, тоже воспитался при дворе и немного научился понимать, когда ему лгут, - но именно потому, что он умен, Филомен и не станет винить сестру в том, к чему она непричастна.
Нитетис улыбнулась себе и, встав из-за стола, быстро покинула кабинет. Пройдя по коридору, разделявшему дом на две половины, она спустилась на первый этаж и, заглянув в комнату управителя, приказала приготовить себе носилки. Царевна желала посетить обитель Нейт, немедленно, и поговорить со своим вторым отцом – премудрым ит нечер, главой храма Нейт.
***
Царский казначей не только написал Нитетис – он прибыл в Саис сам. Впрочем, может быть, главные дела он вершил с жрецами, а не с нею; но о Нитетис Уджагорресент не забыл.
Он действительно боялся богов и помнил, кто она такая.
Царский казначей прибыл в дом Априевой дочери на носилках и в сопровождении рабов, которые несли свертки шелковой и тончайшей льняной ткани и тяжелый резной ларец из золота и слоновой кости, который уже сам по себе был большой драгоценностью.
Нитетис, которая заметила это шествие с террасы и тут же поспешила сообщить о прибытии гостей Поликсене, уже стояла во дворе, держа подругу за руку. Поликсена – еще одно средство раскрыть ложь этого могущественного человека… если он им лгал.
Уджагорресент, блистая величественной красотой, которая была неотделима от красоты и богатства его одежд, - как всегда у господ Та-Кемет, - вышел из носилок и направился навстречу Априевой дочери, улыбаясь и простирая руки.
- Привет тебе, госпожа! – воскликнул он.
А потом вдруг сделал то, чего никогда не делал прежде, хотя всегда разговаривал с Нитетис почтительно. Опустившись на одно колено, царедворец поцеловал ее сандалию.
Нитетис ахнула.
- Что это значит, царский казначей?..
Он встал, оказавшись гораздо выше нее, но взгляды их скрестились на равных. Царский казначей взглянул на Поликсену, потом опять перевел взгляд на Нитетис.
- Радуйся, великая царица, - сказал Уджагорресент по-гречески.
Обе подруги побледнели, хотя сохранили самообладание. Потом Нитетис резко кивнула Уджагорресенту в сторону дома.
- Идем внутрь, и пусть вносят твои дары! Что ты себе позволяешь!..
Она потянула за собой онемевшую Поликсену. Царедворец пропустил обеих девушек вперед и вошел следом, сделав знак рабам, чтобы несли подарки за ними. Нитетис и Поликсена направились наверх, в кабинет царевны, без слов поняв друг друга.
Когда рабы оставили их, Нитетис опустилась в кресло и сделала знак Уджагорресенту тоже сесть и говорить.
- Что это значит, твое поведение? – спросила она по-гречески.
- Прибыли наши осведомители из Пасаргад, - ответил царский казначей на том же языке. – Говорят, что царь царей наконец разобрался с беспорядками в Персии и со всеми своими самозванцами, - он усмехнулся, - и готовит поход на Та-Кемет!
Нитетис замерла, уставившись на своего союзника; руки, украшенные массивными кольцами, опустились на колени, будто под их тяжестью. Бледность, покрывавшая ее лицо, еще усилилась; Уджагорресент не сводил с Нитетис глаз, улыбаясь небольшой, но значительной улыбкой придворного.
- Все равно, - наконец тихо проговорила, почти прошипела дочь Априя. – Как ты мог выдать меня и себя перед всеми? Неужели нельзя было потерпеть с поклонами до моей комнаты?
- Я и так слишком много лгу, царица, - ответил Уджагорресент, - чтобы наступать на свое сердце в самые священные мгновения! Ты знаешь, что я искренне почитаю тебя и давно готов склониться перед твоей божественной властью!
Нитетис долго не мигая смотрела на него - потом мягко улыбнулась.
- Я верю тебе, - сказала она.
Поликсена, про которую высокие владыки совершенно забыли в эти мгновения, подобралась на своем стуле, боясь издать хоть звук.
“Может быть, мне сегодня же ночью перережут горло в постели”, - подумала несчастная коринфянка.
Но тут вдруг Нитетис повернулась к ней и, протянув руку, коснулась ее плеча.
- Ты слышала, моя дорогая?
- Да, - Поликсена едва выговорила это.
Потом заставила себя выпрямиться под взглядами египтян и твердо кивнула.
- Да, я все слышала.
Нитетис засмеялась.
- Прекрасно! Вот видишь, - царевна стремительно обернулась к Уджагорресенту, по-прежнему приобнимая подругу за плечо. – Это мой двойник, моя сестра, от которой у меня нет тайн! И это мой греческий залог верности отцу, - Нитетис понизила голос. – Я люблю Поликсену, как отца и себя самое, и никогда не прощу тебе, если хоть что-нибудь…
Уджагорресент поспешно поднял руки, украшенные тяжелыми браслетами. Длинные шелковые рукава его шитого серебром и золотом одеяния упали до локтей, и Поликсена впервые заметила, насколько платье царского казначея напоминает персидское – как их описывала Нитетис.
- Никогда, царица, - сказал главный их сподвижник и покровитель. – Даже для персов есть границы, которых они не преступают, хотя азиаты куда более лживы, чем наши лжецы! А я жрец и служитель Маат! Так же, как ты!
Он поклонился царевне, сидя в кресле. Нитетис усмехнулась.
- Что ж, хорошо.
Она вздохнула, соединив отягощенные драгоценностями руки и склонив голову. Потом, опять подняв голову, кивнула в сторону подарков.
- А это что?
Уджагорресент расцвел улыбкой. Царский казначей встал, поправив длинные черные волосы – вернее, парик: волосы его сегодня достигали плеч, а он не успел бы отрастить их так скоро.
- Эти ткани прислали тебе из Персии, великая царица, - сказал он, присев около свертка шелка и развернув его. – Погляди, какая работа.
Нитетис быстро соскользнула с кресла и, подойдя к Уджагорресенту, присела рядом и схватила рукой златотканый пурпур.
- Жестковат! – сказала дочь Априя.
- Это потому, что в нем золотая нить, - терпеливо и почтительно объяснил царский казначей. – Но ты права, божественная: конечно, персы еще не достигли такого мастерства, как мы.
Поликсене со своего места казалось, что ткань изумительно красива и, конечно, совсем не похожа на египетскую работу. Но она не смела встать и подойти к египтянам, чтобы разглядеть получше.
- А это я привез тебе – от себя, - продолжил Уджагорресент, склонившись к царевне. – Тебе и твоей…
Царедворец обернулся к Поликсене, и эллинку, после медоточивых речей казначея, поразила безжалостная холодность его взгляда.
- Поликсене? Ну конечно, еще бы ты забыл! – сказала Нитетис, не увидевшая его выражения. – Поди сюда! – позвала она коринфскую царевну.
Встав с места, эллинка, с трудом переставляя ноги от волнения, подошла к обоим заговорщикам и присела рядом.
- Мы поделим это пополам, - улыбаясь, сказала египтянка, показывая ей на цветной полупрозрачный лен, гордость египетских ткачей. – А в ларце, конечно…