- Что могла? - спросила она.
- Все это!..
Калликсен вскочил.
- Персы… Ты в персидском платье, и служишь…
Поликсена откинулась на спинку кресла.
- Я служу Ионии, и всем эллинам, - сказала она.
Помолчала, оглядывая своего собеседника. А потом поднялась с места, высокая и грозная.
- Или, может быть, ты смеешь меня обвинять в том, что я лишилась мужа… и брата? Так, афинянин?..
Калликсен несколько мгновений смотрел на побледневшую царицу.
- Нет, конечно, - сказал он наконец. - Нет! Прости меня!
Поликсена усмехнулась.
- Садись.
Молодой моряк опять сел.
После стыда за себя и сочувствия, испытанного к этой женщине, он опять ощутил, как им завладевает собственное горе… и ярость. Вот он уже и извиняется! За то, что у него убили брата: за то, что вдова его брата правит на этой земле с изволения Дария!..
Калликсен посмотрел на хозяйку.
- Но я не понимаю, - проговорил младший брат Аристодема с горьким недоумением.
Поликсена посмотрела в его чистые голубые глаза.
- И не поймешь, я думаю, пока не испытаешь все то, что я, - заметила царица. Она так и осталась стоять напротив гостя.
Потом она прибавила:
- Сейчас тебе дадут поесть и помыться. Или будешь мыться сначала?
Видя лицо Калликсена, коринфянка произнесла:
- Ты уже был моим гостем однажды. Что же изменилось?
- Многое изменилось! - запальчиво воскликнул Калликсен. Он опять ощутил себя как тот пятнадцатилетний мальчик.
- Да, многое, - задумчиво сказала Поликсена. - Тогда я не могла тебе приказывать; а теперь я это могу.
И закончила:
- Ты задержишься у меня, это приказ.
Сын Пифона понял, что выбора у него нет. Он встал и поклонился.
- Как тебе угодно.
Царица улыбнулась уже приветливо.
- Пока ты моешься с дороги и ешь, я тоже приготовлюсь.
Когда Калликсен вернулся в зал с фонтаном, царица Ионии уже ждала его. На ней был эллинский - ионический, складчатый, хитон из золотистой ткани и пеплос, шафранный с красной узорной каймой. Черные волосы по-прежнему оставались распущенными: как у лакедемонянки или персиянки, снявшей покрывало.
Поликсена улыбнулась ему, и гость вздрогнул, увидев, что глаза ее подведены на египетский манер - удлинены черным до висков, а на веках золотая пудра.
- У меня редко бывают афиняне, - сказала хозяйка, кивком приглашая молодого моряка сесть. Ее улыбка погасла, а в выражении опять проскользнула не то усталость, не то надменная брезгливость. - Думаю, мы с тобой побеседуем к обоюдной пользе.
========== Глава 95 ==========
Калликсен сидел после слов царицы в напряжении, точно на допросе у врага… он смотрел на жену брата, приказавшую ему остаться, почти как на врага; но она не стала выспрашивать у молодого моряка ничего, что бы показалось ему подозрительным. И вообще почти ничего не спрашивала: Поликсена сама рассказывала о подвластной ей земле, да так, что афинянин невольно заслушался. Она упоминала и брата, но не слишком часто, чтобы растравить душу гостю.
Зато Калликсен, всегда болезненно чуткий к несправедливости и подлости, а сейчас - особенно, ощутил любовь, которую Аристодем и коринфянка питали друг к другу. Он вторично устыдился себя.
Да, теперь ионийцы жили под персами: но как мог он судить их, совсем не зная?
- А что сейчас твои старшие братья в Афинах? - вдруг спросила гостя царица. - Аристон и Хилон? Здоровы ли их семьи?
Это был едва ли не первый вопрос, который Поликсена задала ему: и Калликсен ответил без раздумий. Он улыбнулся собеседнице, хотя и ощущал тяжесть на сердце.
- С братьями все хорошо, они здоровы. У Хилона недавно умерла дочь-младенец… но Хилон почти не огорчился, у них с Алексией уже есть сын, а скоро будет еще ребенок.
Тут Калликсен замолчал. Он понял, как сказанное им должно было прозвучать для женщины.
- Прости, царица, - молодой афинянин извинился улыбкой. - Я не должен был говорить так о детях!
- Ничего, - Поликсена смотрела на него совершенно спокойно и даже с каким-то удовлетворением. - Я люблю слышать от людей правду! А правда всегда выскакивает скорее обдуманной лжи!
Калликсену неожиданно снова стало неуютно. Но прежде, чем гость опять ощетинился, царица спросила:
- А что же бедняжка Меланиппа? Сколько у нее сейчас детей?
Калликсен не сразу вспомнил, что речь идет о лемниянке - жене Аристона. А когда вспомнил, поспешил заверить хозяйку, что все дети Меланиппы живы и здоровы. У нее сейчас было трое, двое - сыновья.
Поликсена пригубила свое вино, глядя в сторону. Гость успел поужинать: и сейчас для них приготовили только вино с водой и легкие закуски.
- У меня только двое детей… Вот видишь, - неожиданно произнесла царица. - Видишь, сколько труда женщина кладет даже на одного ребенка? А мужчины затевают войны, в которых убивают без счета сыновей других матерей! И по каким мелким поводам народы воюют!
Смущенный афинянин кивнул. Он понял, что Поликсена подразумевает: женщина на троне, конечно, будет всеми силами стремиться хранить мир. “Но если все войны прекратятся - мужчины перестанут быть мужчинами”, - тут же подумал Калликсен.
Однако у власти всегда будет слишком много мужчин, чтобы угроза всеобщего мира когда-нибудь претворилась в жизнь.
Взглянув на царицу, молодой моряк понял, что ей не нужно говорить ничего из этого: Поликсена была слишком умна. Он неожиданно ощутил восхищение этой женщиной… сродни тому, что испытывал его мертвый брат, но еще больше: как восхищает незнакомое. Афинянину захотелось выпить за хозяйку дворца, в котором он находился, и он поднял свой килик*.
Калликсен вначале опасался что-нибудь пить у этой госпожи, но его опасения оказались напрасны: даже после многих недель на одной воде превосходное чистое вино Поликсены только слегка опьянило его.
- За тебя, госпожа, - сказал молодой моряк. - И за Ионию!
Поликсена слегка склонила голову, пригубив свое вино.
- Ты горяч, но ты воспитан, - сказала она. - Благодарю тебя.
Глядя на эту женщину, глядя в ее знающие темные глаза, на изгиб ее шеи и плеч, он ощутил… Калликсен не смел опустить глаза ниже, но ему вдруг ужасно захотелось этого. Чтобы скрыть внезапное мучительное неудобство, молодой моряк кашлянул и отодвинулся. Он порадовался, что ему здесь дали хитон, чтобы прикрыться.
- А разве ты не будешь говорить со мной о цели нашего прибытия? О наших товарах? - спросил он.
Поликсена рассмеялась; но это сейчас нисколько не показалось гостю обидным. Он только жадно смотрел на ее красный рот.
- Опись ваших товаров мне уже предоставили, - сказала Поликсена. - И говорить о них я буду с твоим полемархом. Хорошо, что вы привезли коринфскую бронзу… хотя ничего такого, без чего мы не могли бы обойтись, - заметила царица вполголоса, словно бы обращаясь к самой себе.
Она посмотрела в голубые глаза моряка.
- Ты же находишься у меня как гость. И тебе, кажется, время отдохнуть.
Калликсен поспешно кивнул и встал, радуясь, что в зале полумрак. Хотя эта женщина, наверное, догадывалась: с ее опытом…
- Можно мне пойти спать, госпожа? - спросил он.
Поликсена молча кивнула, слегка улыбаясь. Она жестом подозвала к себе стражника-перса, который стоял в стороне, почти слившись с тенями; и приказала ему что-то на персидском. Тот молча поклонился. Видно было, что этот азиат горд своей службой и дорожит ею.
- Видарна проводит тебя в гостевую комнату, - сказала царица афинянину.
Калликсен поклонился. Пока он смотрел на перса и слушал, как Поликсена объясняется со своим стражником, его возбуждение почти прошло; и неловкость тоже. Но теперь явилась неловкость другого рода. Гостю захотелось поскорее остаться одному.
Он обрадовался, что его не пригласили снова мыться, - прикосновения других людей, здешних слуг, сейчас были бы нестерпимы. Но оказаться в настоящей постели было блаженством.