- Я приду, Адмета, - обещал он.
Спартанка отступила и сделала прощальный жест.
- Хайре!
Она быстро скрылась.
На другой день Ликандр пришел в дом Агорея. Он почти не раздумывал: будто повиновался знаку богов…
Отец Адметы был богат в сравнении с другими спартанцами: обстановка его жилища была так же проста, но Ликандр сразу почувствовал это богатство, по множеству мелочей, незаметных поверхностному взгляду.
Ликандра приветствовали сдержанно, но учтиво. И не успел он сесть, как в комнату вбежала Адмета и со смехом поманила своего избранника наружу.
Когда они вышли за ворота, Ликандр увидел, что конюх уже выкатил колесницу, звпряженную четверкой нисейских коней. Персидских коней: как хорошо Ликандр помнил их!..
Но едва он ощутил горестное изумление, как Адмета подбежала к нему и дернула за плащ. Девчонка уже расшалилась.
- Эй, гляди! Смотри, как я умею! - воскликнула она.
Девушка вскочила в колесницу.
Ликандр не успел опомниться, как она разогнала коней по дороге: испугавшись за нее, воин помчался вдогонку, но, конечно, с конями ему было не тягаться. Он остановился против солнца, приложив руку к глазам: и тут в лицо ему ударил колкий ветер, полный песка, и Адмета прикатила назад.
Хохочущая спартанка спрыгнула с колесницы: щеки ее пылали.
- Ну как, хорошо вышло? Отец очень хвалит меня!
- Превосходно! - сказал ошеломленный воин.
Адмета вдруг смутилась.
- Я сейчас… Поручу лошадей рабу и вернусь, - сказала она. - Ты ведь не откажешься прогуляться со мной?
Ликандр покачал головой.
Спустя небольшое время девушка вышла. На ней был тот же пеплос, что и вчера… нет, другой, ослепительно белый, и с серебряным поясом: но такого же покроя.
- Идем! - сказала спартанка.
Они гуляли долго и долго разговаривали: и Адмета расспрашивала марафонского пленника о множестве подробностей его жизни на чужбине, прежде всего интересных женщинам.
Назад они шли взявшись за руки, и расставаться им не хотелось.
Перед воротами Адмета обняла Ликандра за шею.
- Приходи завтра! - шепотом попросила она, горячо дыша. Ее сильные руки пригибали его ближе.
Ликандр понял, чего хочет девушка: и, откинув назад ее волосы, склонился и поцеловал ее. Когда поцелуй прервался, оба трепетали от желания.
Адмета неожиданно оттолкнула его и убежала не простившись.
Назавтра спартанка пригласила своего избранника за город, в поле. Идти было долго, но обоим это было только в радость: если бы Ликандр не чувствовал, как Адмета, шагавшая рядом с ним, изнемогает от нетерпения и собственной отваги. Он знал, зачем девушка позвала его.
Когда зеленые колосья пшеницы скрыли их, Адмета остановилась и повернулась к нему. Положила руки воину на плечи и подняла большие серые глаза: теперь она робела и заливалась румянцем.
Ликандр нежно коснулся ее смуглой щеки. “Поликсена”, - подумал он.
- Еще не поздно передумать! - сказал он.
- Я никогда не передумаю! - воскликнула оскорбленная спартанка.
И вдруг стала неловко рвать свой пояс: серебряные звенья не поддавались, и Адмета топнула ногой, чуть не плача от злости и стыда.
- Проклятье!..
Ликандр перехватил ее руки и с силой, но нежно отвел их назад. Снова откинул волосы с лица девушки; и, обняв ее, прильнул к губам долгим поцелуем. Адмета ответила, неумело, но с храброй готовностью; и тогда спартанец увлек ее на землю. Колосья сомкнулись над ними.
Ликандр старался быть нежным и призвал на помощь весь свой любовный опыт. Он чувствовал, что сильная девушка извивается в его руках от страсти: но когда он причинил ей неизбежную боль, она с криком вонзила ногти в его плечи. Ногти у Адметы были обломанные, а руки грубые; но Ликандр стерпел. Только так и должно было быть!
Когда оба, изведав всю желанную ими боль и наслаждение, лежали рядом, Адмета произнесла:
- Сейчас мы пойдем к отцу, и я скажу ему, что нашла себе мужа!
Ликандр улыбнулся и привлек девушку к груди, не глядя на нее.
- Конечно, пойдем! Но давай еще полежим тут вдвоем.
Адмета притихла и прижалась к любовнику. Они долго лежали вдвоем посреди пшеничного поля, не говоря ни слова: обнимая свою нечаянную избранницу, Ликандр гладил ее волосы.
* По спартанским законам, от военной службы мог быть освобожден гражданин, имевший троих и более сыновей. Брак же вменялся спартанцам в обязанность, и мужчины были условиями военной общины дисциплированы намного строже, чем женщины.
* Мальчики и мужчины, получавшие воспитание в агелах (спартанских школах), разделялись на три возрастные категории: от 7 до 18 лет, от 18 до 20 и от 20 до 30 лет. Тридцатилетние считались полноправными гражданами.
========== Глава 73 ==========
Сатрап Ионии сидел у себя за столом в кабинете, обставленном по египетскому образцу: со строгой роскошью, излюбленной господами Та-Кемет. В курильницах-треногах по углам дымились благовония, наполнявшие комнату кипарисовым ароматом; мозаичный пол был натерт воском, а мебель, легкая и простая, была черного дерева с драгоценными вставками. Не хватало только изображений богов в стенных нишах или на столиках - в комнате не было ни одного, египетского, греческого или вавилонского. Только горел огонь в чаше на рифленом порфировом постаменте у двери.
Филомен читал письмо, полученное из Навкратиса: раскрошив желтую восковую печать, он сидел, закинув ногу на ногу и развернув папирус на своих просторных алых шароварах. Улыбка не сходила с губ коринфянина. Но тут скрипнула дверь; Филомен вздрогнул и поднял голову.
Тугой свиток в его руках свернулся обратно, и хозяин пристально посмотрел на вошедшего.
Молодой раб в одном коротком хитоне приблизился, опустив глаза.
- Господин, госпожа просит дозволения войти к тебе.
Филомен вздохнул, поморщившись. Он до сих пор предпочитал, чтобы жена, желая видеть, шла прямо к нему, без всякого посредства; но так вела бы себя эллинка, а не азиатка!
“Чем больше людей подпадает под твою власть, тем более ты должен заботиться, как занимать их”, - неожиданно подумал бывший пифагореец.
Он кивнул юноше-рабу.
- Пусть войдет, Эвмей.
Раб поклонился и направился к двери; поворачиваясь, миловидный Эвмей взглянул на своего господина из-под длинных ресниц скользящим взглядом, который можно было истолковать как угодно. Но Филомен превосходно понимал, как следует толковать подобные намеки: усмехнувшись, он поторопил юного слугу жестом.
Неужели кто-то запомнил его с Тимеем и пустил слух, что сатрапу нравятся светлокудрые юноши?
Но никто из этих лизоблюдов не понимал, что значит диас, - с того дня, как Тимей уплыл в свою Элиду, Филомен знал, что высокая любовь-дружба его юности никогда больше не повторится: и не желал никаких дешевых подделок. Тем более, став женатым человеком!
Задумавшись, эллин не заметил, что жена уже стоит перед ним. Когда он поднял глаза и улыбнулся, Артазостра поклонилась.
Филомен просил жену не делать этого - хотя знал, что персы, кланяясь тем, кто стоит выше них, ощущают себя значительнее: особенность, которую очень трудно было постичь большинству греков.
- Можно мне сесть, Филомен? - спросила персиянка.
Ее греческий был уже хорош; хотя акцент оставался, по-видимому, неистребим.
- Разумеется, - вежливо ответил супруг.
Артазостра опустилась на кушетку на изогнутых ножках рядом со столом; расправила свое платье, великолепным полотном раскинувшееся по ложу. При этом родственница персидского царя словно ненароком скользнула взглядом по кабинету: точно пытаясь оценить, что тут изменилось за время ее отсутствия, и проникнуть в мысли мужа.
- Тебе пришли новые письма? - спросила жена.
Сегодня она была без головного покрывала, как любил Филомен, и угольно-черные волосы были заплетены в косу. Взгляд эллина остановился на ее округлившемся животе, и он улыбнулся.