Он продолжал сладко мучить ее шею, прежде чем она развернулась, обнимая его за затылок и целуя во влажные губы.
Язык Драко ловко скользнул в ее рот на ближайшем выдохе, вытягивая из нее тихие полустоны. Руки стали блуждать по ее телу, забираясь под свитер и пояс пижамных штанов.
— Грейнджер… — тихо зарычал, когда у них обоих закончился кислород и им пришлось прислониться к друг другу лбами, чтобы справиться со спазмом в легких. Его тяжелое дыхание опаляло ее разгоряченное лицо. Одна из его ладоней рисовала невидимые узоры на ее пояснице. — Мы в Гриффиндорской Башне. В общей гостиной. И я хочу тебя прямо здесь. Сейчас, — кончик его носа заскользил от ее виска к шее.
Гермиона шумно выдохнула.
— Если нас кто-нибудь увидит… — пролепетала, наклоняя голову немного вбок и открывая ему больше пространства. Поддаваясь его прикосновениям.
Малфой замер, останавливаясь у небольшой ямки на ее плече. Суровая реальность словно ударила его по затылку, и он слегка отпрянул, вынимая руку из-под ее одежды.
— Да, все верно, — втянул воздух и плотно сжал челюсти. — Нас не должны видеть вместе. Ты права, да, — осторожно отстранился и прижал два пальца к переносице, на мгновение прикрывая глаза.
Грейнджер коснулась кончиками пальцев его распахнутой рубашки на груди, но он вздрогнул, поднимая на нее рассеянный взгляд.
— Не надо, Гермиона, — прошептал, сжимая губы и качая головой. — Мы провели достаточно времени вместе на сегодня. Достаточно, чтобы… — вдохнул через плотно сжатые зубы и поспешно встал на ноги.
— Драко…
В ее карих глазах плескалось непонимание, но он все прекрасно понимал. И мог взять на себя всю ответственность за это понимание.
Они могли быть вместе только под покровом ночи. Только прячась за в нишах за гобеленами, в пустых классах и в ее спальне. Он не мог любить ее где угодно. И это было правильно и рационально.
Малфой внезапно пошатнулся, когда она вновь назвала его по имени. К своему удивлению он отметил, что гриффиндорка тоже поднялась с ковра и сделала шаг к нему навстречу. Драко отступил назад.
— Я не понимаю… — она поджала губы, замирая на месте. — Что я сделала не так?
Он чувствовал как сердце рвется из грудной клетки навстречу к ней. Его руки хотели коснуться ее. Ему хотелось зарыться пальцами в ее волосы. Ему хотелось поцеловать ее. Он должен был сказать ей, что она — все, что ему нужно. Что она везде. На его коже, под ней, что она течет по его венам и даже бьется пульсом где-то в горле. Это все она. Весь этот год он живет благодаря ей.
Но он не мог произнести вслух ничего из того, чего по-настоящему хотел.
— Ты права. Нас могут увидеть и мне… Мне лучше уйти, — тяжело выдавил и, бросив на нее рассредоточенный взгляд, развернулся.
Кажется, он зацепился за подлокотник дивана, едва не упав. Ему показалось, она звала его. И он знал, наверняка, что она поспешила за ним, но портрет захлопнулся раньше, чем Гермиона сумела выскользнуть.
Грудь сдавливало тугими ремнями. Он шел, и ужасное осознание того, что им по-прежнему придется скрывать свои отношения, пульсировало в нем, ударяя в самое сердце.
Больно, больно, больно.
Кожа под татуировкой снова стала гореть. Но Драко не обращал на это внимание. Ноги сами несли его обратно в подземелья. Его место там. Не с Грейнджер. Возможно, когда-то будет иначе, но сейчас… Нет. Она и так слишком много ему дает, чтобы он посмел просить о чем-то большем. Все не может измениться так быстро.
Малфой зашипел и прислонился к холодной стене, чувствуя, как праведный огонь жжет ее имя на его коже. Он рванул рубашку вверх и постарался рассмотреть надпись. Безуспешно. Картинка плыла перед глазами. Полутьма коридоров тоже не способствовала ясности зрения. Он коснулся своего ребра, но резко выдохнул и отстранился. Собственные прикосновения лишь больше раздражали воспаленную кожу. Совершенно не тот эффект, который оказывала на него Грейнджер.
Приглушенный стук кроссовок раздался где-то слева от него, но он не мог обернуться. Его душили сдерживаемые слезы, и Драко точно не мог сказать от чего — от физической боли или из-за того, что его мир был каким-то не таким. Неправильным.
Он сморщился от едва терпимого жжения, закрыл глаза и стукнулся затылком о камень. Вероятно, если этот зуд не прекратится, он просто отключится.
— Твою ж мать, — Драко почувствовал, как плывет его сознание и уже приготовился к худшему, как что-то прохладное коснулось ребра. Сначала через ткань рубашки, а затем, отдернув ее, пробралось к коже. Чьи-то нежные руки за запястья которых он ухватился, пребывая в полубессознательном состоянии и не позволяя отстраниться хотя бы на миллиметр.
— Грейнджер… — прошептал, не открывая глаз. Он был уверен, что это не может быть никто другой. — Ты здесь? Ты рядом…
Подушечки пальцев скользили по его боку и животу. Она была такой теплой, такой реальной. Ее близость так сильно успокаивала его.
— Ты идиот, — сдавленно прошептала она, задыхаясь и утыкаясь лицом в его плечо. — Ты сбежал, взвинченный… — выдохнула в его шею, опаляя ее своим сбивчивым дыханием от быстрого бега. — Соулмейтам нельзя расставаться в течении двадцати четырех часов после закрепления связи. У тебя мог быть болевой шок и… — ее мокрые ресницы защекотали его ключицу, и она не смогла вымолвить больше ни слова.
Гермиона всхлипывала, обнимая его. Она цеплялась за него так, словно он снова мог сбежать. Но он не хотел.
Когда боль, вызванная воспалением метки, отступила, Драко обхватил ее ладонью за талию, прижимая к себе. Он спрятал лицо у нее в волосах и глубоко вздохнул. Легкие снова стали нормально функционировать и ясность зрения вернулась. Он приковал свой взгляд к одиноко горящему факелу на противоположной стене, пока ее плечи вздрагивали, а с губ срывались рваные всхлипы.
Малфой крепче прижал ее к себе, забираясь рукой под свитер. Он гладил ее до тех пор, пока ее дыхание заметно не выровнялось.
— Твоя метка… — начал он, едва узнавая свой охрипший голос, — тебе было больно?
Грейнджер шумно вздохнула, качая головой.
— Не так, как тебе. Всегда больнее тому, кто уходит. Это значит… — она шмыгнула носом. — Значит, что ты не до конца принимаешь связь. Отторгаешь родственную душу нежеланием провести это время вместе. Жжение напоминает тебе о том, что это обязательно. Иначе…
Она снова замолчала и подняла свой взгляд. Уже третий раз за вечер она плакала. Из-за него. Разве это все, что он может ей предложить? Он обещал позаботиться о ней.
— Не делай так, Драко, ладно? Я… Мне страшно, когда я думаю, что ты не хочешь меня принимать.
Его подушечка большого пальца, которой он очерчивал ее ребра, замерла.
— Прости, — откровенно прошептал, чувствуя себя последней сволочью. — Эта ночь… Я…
Он вздохнул.
— Я и понятия не имел, чем обернется мое девятнадцатилетие. И то, что мы не можем быть вместе публично… Это не то, что я хотел бы тебе предложить, не то, чего ты по-настоящему заслуживаешь.
Гермиона удивленно моргнула.
— Ты права, нас не должны видеть. Ни гриффиндорцы, ни слизеринцы. Никто. Я не могу претендовать на твое личное пространство нигде, кроме чего-то… — он взмахнул рукой, обводя коридор, — подобного. Скрываться унизительно, но это… — тяжелый вздох снова сорвался с его губ. — Единственное, что я могу себе позволить рядом с тобой.
Во взгляде Грейнджер ширилось понимание ситуации, и она в неверии уставилась на него. Ее ладони по-прежнему прятались под его рубашкой, но она не двигалась.
— Малфой, — прошептала она, смотря прямо в его глаза, — когда я сказала, что нас может кто-нибудь увидеть, ты решил, что я не хочу, чтобы кто-то узнал, что твое имя на моей коже?
Он немного помедлил и кивнул.
— Это же очевидно, Грейнджер.
Драко чувствовал, как она напряглась в его руках. И затихла. Он крепче обнял ее, боясь, что это затишье перед бурей и она собралась сбежать.
Гермиона закрыла глаза и глубоко вздохнула. Очевидно, она пыталась сдержать желание накричать на него.