Шучу… Ты о своей эпохальной переписке с этой деревенской дурехой?
– Ну да. Я же как-то рассказывал тебе.
– Как-то рассказывал! – возмутилась моя лучшая подруга. – Да ты мне все уши прожужжал этими благоглупостями. Третий поди годок пошел… Ну что, она еще терпит? Не послала тебя куда подальше?
– В том то и дело, что послала, – отозвался я бодро, но вышло как-то уныло.
Катька глотнула вина и зашлась в диком хохоте. Впрочем, она тут же заглушила приступ новым глотком.
– Давно пора, – резюмировала она, взмахнув неестественно рыжей челкой. – О чем вообще можно писать три года подряд? Ума не приложу. Думаю, ты успел прочесть своей Офелии полный курс русского и литературы.
– Хватит! По крайней мере, девушка стала писать гораздо грамотнее. – Это была откровенная ложь, но должен же я был хоть как-то оправдаться. – Словом, она выходит замуж…
– Слава богу, – вздохнула Кэт. – Надеюсь, не за тебя?
– Нет, ну что ты! – махнул я слабой рукой (почему-то рука в Катькиной квартире у меня всегда слабела).
И тут раздалась телефонная трель.
– Ты не обидишься, если я возьму трубку? – осведомилась мадам Колосова. – Или это собьет тебя с мыслей? Если они еще остались, конечно?
– Не сомневайся, остались.
Я хотел что-то добавить, но Кэт уже ухватила трубку и погрузилась в треп. Голос на противоположном конце провода – явно женский – был такой же нудный, как и у моей подруги. Наверняка опять какая-нибудь несчастная идиотка жалуется на своего зверя-мужа. И охота же Кэт!
«Реджинальд медленно откинулся в кресле…» Или как там пишут в дурацких женских романах? Словом, я откинулся поудобнее на спинку дивана и стал рассматривать замысловатый иероглиф на спине Катькиного халата.
– Да брось ты! Все не так серьезно… Ну и что, что не пришел… Ну и что, что не позвонил… Мало ли, – бубнила мадам Колосова.
Ей бы на «телефоне доверия» работать. Вон как ловко у нее получается. Такая и Анну Каренину из-под поезда по телефону извлекла бы. Помирила с мужем. Да еще и доказала бы, что он самый лучший в мире и таких днем с огнем не сыщешь…
С мадам Колосовой я познакомился в институте. Курсе на втором.
Мой приятель, Виталька Рыбкин – будущий учитель черчения, – был большой бабник. Родители у него пребывали в загранке, где-то в африканских джунглях, и двухкомнатная квартира была в его полном распоряжении. Там Виталька регулярно устраивал «сабантуи», как он их называл.
Сам я был завсегдатаем на этих праздниках юной жизни. У меня даже имелось постоянное место в двухкомнатной квартире африканских родителей моего приятеля. Между эфиопским сосудом для варки кофе и жутковатым идолом непонятного предназначения.
Как-то раз сижу я между сосудом и идолом. Пью пиво. Вдруг в комнату вваливается Рыбкин в обнимку с двумя девицами. Одна, черненькая, куда-то сразу затерялась. По-моему, ушла резать салаты на кухню. Вторая же (а это и была мадам Колосова) подходит ко мне на расстояние вытянутой руки, уставляется своими густыми ресницами прямо мне в переносицу и спрашивает Витальку:
– А это чудище откуда к тебе явилось?
Рыбкин, не сообразив, что речь идет обо мне, невозмутимо отвечает:
– Это родители прислали из Кении. Масайское божество плодородия и любви. Видишь, у него спереди что-то выпирает? Наподобие банана?
Катька внимательно изучила мое лицо и говорит:
– Понятно. А я вначале подумала, что это у него нос.
– Хорош нос! – рассмеялся Виталька. – Он этим носом не одну сотню воинов и пастухов заделал.
С тех пор меня несколько лет дразнили Божеством плодородия и любви. А с Катькой у нас завязался роман. Впрочем, это слишком пошло и сильно сказано – роман. Вот у Витальки действительно были романы. Одна девушка даже едва не покончила с собой из-за него.