Джон не смог сразу ответить — горло перехватило. Кто бы говорил про свободу выбора! Даже если бы Джон Бэрроуз-старший был бы таким отъявленным негодяем, каким сын его описал, он, по крайней мере, никого не удерживал силой. И смертью не угрожал. Хороша свобода: стать рабом или погибнуть. Очень в духе Ордена тамплиеров.
Джереми расценил наступившую тишину по-своему:
— Молчишь? Значит, такая мысль твою голову уже посещала. Понимаю, трудно ждать от тебя верности.
Это Джон тоже проглотил молча. Не понимал, сочувствие ли это — за нелегкую жизнь, или констатация факта, учитывая амплуа Жу-жу.
Днем ехать оказалось не в пример легче. Лошадь оступалась реже, видимость была приличная, и не приходилось гадать, что скрывают за собой темные тени, колышущиеся от фонарей, точно живые.
Правда, становилось жарко. Казалось, ветер приносил с собой удушливую влагу и рассеивался испариной по коже. Джон чувствовал на губах привкус соли, а горячие конские бока только усиливали ощущение, что весь мир вокруг словно тушится в одном гигантском котле. Что хорошего находили в этих краях предки, запрятавшие здесь сокровища? Или… Или каков был этот мир глазами Предтеч?
Джон слизнул соленую каплю, щекотно собравшуюся на верхней губе, и вздохнул, предчувствуя нелегкий путь — по самой страшной индийской жаре. Бусины в свете дня не так сильно привлекали взгляд. Сейчас они казались просто памятником времени.
Джереми задумчиво приблизился к одной из них, ощупал рукой — уже явно не сильно тревожась, и пробормотал задумчиво:
— Холодная.
Джон недоверчиво на него воззрился. Холодная? Существование чего-то холодного в джунглях днем казалось чем-то неправдоподобным. Но стоило Джону приблизиться к рудракше, как Джереми обернулся и властно приказал:
— Стой.
Джон послушно отвел коня в сторону, а сам только убедился в том, что тамплиер собирается использовать его для своих целей. Как именно — пока не очень понятно, однако тот точно усвоил урок о том, что просто так касаться древних артефактов нельзя. Правда, и отец, и сам Джереми вроде бы говорили исключительно о последней бусине в четках, но тамплиер рисковать не желал. Знать бы только, что он разведал за последние пару дней… Возможно, эта дрянь требует пролитой крови? Какую цену не был готов заплатить отец? Чем или кем готов пожертвовать тамплиер ради уникального знания?
Нельзя сказать, что в джунглях стояла тишина. Напротив, здесь постоянно раздавались какие-то звуки, не внушающие доверия: кто-то стрекотал и шуршал в густой траве; что-то щелкало как раз на уровне уха — похоже, какие-то насекомые пировали прямо под корой упругих, гибких незнакомых деревьев. В листве тоже что-то шуршало — иногда вполне привычно, птицы, наверное; а иногда — явно тяжело и грузно. Утешало только то, что, кто бы это ни был, они явно опасались людей.
Но даже всё это: и жара, и полные живности заросли, — не могло отменить облегчения, когда Джон вдруг осознал, что днем путь до храма занял куда меньше времени. Не прошло и пары часов, как отряд ступил в зеленые владения, как Джон узнал местность. Вот-вот покажется последняя, сто восьмая, бусина — и впереди будет ровная площадка перед храмом. Знать бы, где еще этот храм… И как туда попасть.
— Слушай меня, Жу-жу, — строго и даже угрожающе произнес Джереми, едва впереди замаячила последняя рудракша. — Бэрроуз меня не обманул. Я действительно совершил ошибку — по мнению индусских жрецов, конечно — когда прикоснулся к Радха-Кришна. Но верования берутся не на пустом месте. Я внимательно изучил всё, что относится к этим легендам, и постараюсь больше таких ошибок не совершать. Ты станешь моей рукой и моей волей.
Джон заторможенно кивнул, а сам торопливо размышлял. Как будет лучше поступить? Отказаться не получится — разве что раскрыть ради этого инкогнито. Вряд ли артефакт, если он столь мощный, можно запустить, применив силу. Тогда тамплиер попросту убьет… и останется без проводника. И будет вынужден возвращаться, а потом искать еще кого-то, чтобы вернуться сюда. Джон был бы готов пожертвовать собой, однако возражений эта версия тоже вызывала немало.
А если древний шар более примитивен, чем решил отец? Легко «наделять» непонятные вещи колоссальной мощью, однако это может оказаться не более чем хитрым механизмом, который вполне можно запустить и с помощью насилия — отряда солдат вполне хватит, чтобы принести пленника к бусине и на руках, перевязанного ленточкой.
Кроме того, Джереми, оставшись без удобного спутника, вполне может воспользоваться и менее удобными. И пробовать сколько влезет — десятка солдат наверняка хватит на то, чтобы разгадать секрет.
Но даже если всё это не подойдет… Джон вздохнул. Днем дорога занимает не так много, как он рассчитывал, а потому Джереми хватит времени, чтобы вернуться, прийти сюда снова в более подходящей компании и выполнить задуманное. И даже попытаться вернуться к замку до условленного часа. Возможно, он будет уставшим и вымотанным, но всё равно будет иметь преимущество — во главе маленькой армии, с пленницей под рукой.
Уж лучше пойти с ним и попытаться помешать, если всё зайдет слишком далеко. А кроме того, в душе нет-нет да мелькала надежда на то, что отец где-то здесь. Что он увидит, что поможет в трудную минуту. Хотя в последнее время ни на что нельзя полагаться.
И всё-таки Джон рискнул:
— Что мне следует делать, сэр?
— В индуистских и буддийских трактатах говорится, что жрецы «очищали разум» перед тем, как коснуться Радха-Кришна, — внятно, как маленькому, начал объяснять Джереми. — Они имели в виду божественное просветление, но я полагаю, достаточно поменьше думать. С этим у тебя, детка, не должно быть трудностей.
Как в сказке о голубом бычке, Джон, разумеется, не мог теперь не думать всякую чепуху. В голову лезли удивительно неподходящие мысли: начиная от воспоминаний, как сам он, Джон, в детстве намазался маминой пудрой, и заканчивая размышлениями о том, что…
— Потом следует проявить почтение к этой штуке, — Джереми кивнул на бусину, — и коснуться ее раскрытой ладонью, не имея за душой дурного умысла. Между этими действиями, правда, полагается еще читать мантры, но их ни один неподготовленный человек сходу не произнесет, так что Бэрроуз тоже вряд ли их читал. Жрецы всегда старались придать своим действиям таинственности и сложности, чтобы запутать и запугать остальных.
Джон кивнул, хотя полностью от дурацких мыслей не избавился, но всё-таки разум начал брать верх:
— А там, — он неопределенно кивнул в сторону скалы или взгорья, — кто-нибудь есть?
Джереми проехался вперед, внимательно осмотрелся. Джон последовал за ним, внимательно изучая и запоминая всё, до чего дотягивался взгляд. Густые травы или лианы, плотным ковром устилавшие землю, всё-таки местами расходились — и под ними было видно каменные плиты — потрескавшиеся, вспученные корнями деревьев, глубоко вросших в обвалившуюся скалу, скрывавшую, вероятно, вход в храм. Джон ненадолго сосредоточился, глядя только под ноги коню, и четко увидел, что раньше это была дорога… или дорожка. Она указывала направление — под густую сень лиан, свисавших с каменного уступа. И Джон мог поклясться, что тамплиер тоже это видел.
Не знал только, заметил ли Джереми то, что бросилось в глаза ему самому — здесь не было никаких следов жизнедеятельности обитателей этих джунглей. В зарослях было полно живности, но ни старых гнезд, как в парке Норгберри, ни густого мха — неизбежного спутника заброшенных построек, ни даже экскрементов здесь не было.
Джереми проехался вдоль каменного уступа и качнул головой утвердительно:
— Скорее всего. Думаю, что поколения жрецов ухаживают за этим храмом, храня свою тайну и открывая только тем, кто, по их мнению, ее достоин. Нередкая практика, особенно с тех времен, когда сюда пришли… пришла Англия.
Джон открыл было рот, чтобы возразить — и закрыл, не проронив ни слова. Понял, что тамплиер не собирается оставлять здесь живых. Если всё действительно так, как он говорит, то жрецы не допустят осквернения святыни, и им будет всё равно, что они отдадут за это жизнь. Быть может, даже отдадут с радостью — Джон тоже успел поначитаться про колесо сансары. Но пытаться спасти тех людей, что внутри…