Пусть этим занимаются специалисты по биологическому оружию!
Я стараюсь выполнить поставленную задачу и несусь к противнику возле входа в ущелье, сбивая по пути мины, которыми пытаются накрыть меня яваки, в отчаянии ведущие навесной огонь по моим башням. Я в свою очередь палю что есть силы из минометов, готовясь нанести противнику смертельный удар. Джефферсонские самоходки отстали где-то позади. Впрочем, они мне сейчас не нужны, а когда они доберутся до Шахматного ущелья, тяжелых денгов там уже не будет.
Повинуясь мимолетному чудачеству, я шарю в базах данных культурного наследия, чтобы выбрать подходящее звуковое сопровождение для своей атаки. Над равниной Адеры полетели звуки Вагнера. Я включаю на полную мощность внешние репродукторы и мчусь вперед, как валькирия, воодушевляя своим примером и музыкой экипажи самоходок. Я не знаю, какое впечатление производит на яваков вагнеровский «Полет валькирий», но на протяжении своей столетней службы смог убедиться в том, что он пробуждает в землянах воинственный пыл. Коммуникационные каналы наполняются торжествующими возгласами и воплями джефферсонских артиллеристов, предвкушающих близкую победу.
Прямо по курсу — розовый песчаник скал Шахматного ущелья. Корпус денга, который я качу перед собой, страшно оплавился. Вот я уже в ущелье. Все еще прикрытый этой почти бесформенной грудой металла, я обрушиваюсь прямо на явакские тяжелые денги. Наконец прозвучал залп моих носовых 356-миллиметровых орудий! Корпус денга разлетается на куски. Противник передо мной — как на ладони. Яваки явно не ожидали внезапно увидеть меня прямо перед собой.
Я открываю по ним огонь в упор из всех стволов.
Оба тяжелых денга содрогаются и окутываются пламенем. Я даю по ним еще один залп, и еще, и еще, и еще… Оба денга разлетаются на куски, хрустящие под моими гусеницами. Я стремительно преодолеваю Шахматное ущелье, заканчивающееся крутым поворотом. Перед моими глазами открывается Каламетский каньон. Там происходит такое, от чего каждая молекула моей психотронной души наполняется яростью.
Повсюду валяются человеческие трупы, изуродованные туши коров и овец, дымятся обугленные сады и остовы домов. Саймон хрипло выругался по-русски. Его глаза горят ненавистью, под стать негодованию, бурлящему у меня в душе. Смерть явакам! Они заплатят за эту кровавую бойню!
Мой двигатель ревет. Я лечу по каньону, изрытая смерть из всех стволов бортового оружия. С неба падают пылающие явакские штурмовики, под моими гусеницами визжит явакская пехота, только что беспрепятственно умерщвлявшая мирных жителей Каламетского каньона. Там, где проезжаю я, от разведывательных денгов остаются только бесформенные лепешки расплавленного металла. Средние денги разлетаются на куски, долго кувыркающиеся в воздухе и рикошетом отскакивающие от скал. Я с мрачным удовольствием безжалостно истребляю яваков.
Я создан именно с этой целью и с наслаждением выполняю в этом каньоне свое предназначение. А если я спасу хотя бы несколько человеческих жизней, то, пожалуй, буду счастлив.
II
В подвал со страшным грохотом посыпались камни. Кафари скорчилась под лестницей. В темноту их убежища из люка ворвались ослепительные лучи; пронзившие мрак. Ори Чармак начал стрелять сквозь люк в мелькавшие наверху тени. Подвал наполнили облака дыма. Наверху раздались душераздирающие пронзительные вопли. Потом в грудь Ори вонзились три луча, вошедшие в его тело, как иглы в масло. Они стали кромсать человеческую плоть, оставляя в ней дымящиеся рваные раны. До последнего не переставая стрелять, президентский телохранитель со стоном рухнул на пол. Охваченная ужасом Кафари была не в силах тронуться с места. К горлу у нее подступила тошнота.
Потом на лестнице появились спускавшиеся в подвал тени.