Это была Фанни Мэ, и синтаксис ее значительно усложнился по сравнению с их предыдущими встречами.
- Ты любуешься одним из нас, - сказала она, отмечая его внимание к солнцу, которое только что скрылось за зданиями.
- Я стараюсь не думать ни о какой звезде, как о Калебанце, - ответил он. - Это мешает моему восприятию естественной красоты.
- Естественной? Маккай, ты не понимаешь ни своего собственного восприятия, ни того, как ты им пользуешься!
Это было ее начало беседы, - обвиняющее, атакующее, не похожее ни на один предыдущий контакт с этой Калебанкой, которую он считал другом. И еще: она пользовалась глагольными формами с незнакомой гибкостью, как бы делая это напоказ, рисуясь, хвалясь своим пониманием его языка.
- Что же ты хочешь, Фанни Мэ?
- Я рассматриваю твои отношения с женскими особями твоего вида. Ты вступал в брачные отношения более пятидесяти раз. Разве это не так?
- Это правильно. Да. Почему же ты...
- Я твой друг, Маккай. Что ты чувствуешь по отношению ко мне?
Он подумал об этом. В ее вопросе проскальзывала требовательная настойчивость. Он был обязан жизнью этой Калебанке с невозможным именем. Кстати, она тоже была обязана ему жизнью. Действуя вместе, они сняли угрозу бичевания звезд. Теперь уже многие Калебанцы обеспечивали прыжковые двери, через которые другие существа мгновенно перемещались с планеты на планету, а когда-то Фанни Мэ держала сама все нити прыжковых дверей, и жизнь ее подвергалась опасности из-за странного кодекса чести, по которому Калебанцы выполняли свои контрактные обязательства. И Маккай спас ее жизнь. Ему достаточно было только подумать о том, как они полагались друг на друга в прошлом, и его охватило теплое дружеское чувство.
Фанни Мэ почувствовала это.
- Да, Маккай, это и есть дружба, это любовь. У тебя возникало подобное чувство по отношению к своим человеческим компаньонам женского пола?
Этот вопрос рассердил его. Почему она лезет не в свое дело? Ею личные сексуальные отношения не должны ее заботить!
- Твоя любовь легко переходит в злость, - упрекнула его Фанни Мэ.
- Специальный агент может проявлять свои чувства к другим только до некоторых пределов.
- И что же стоит у тебя на первом месте, Маккай - специальный агент или эти пределы?
В ее реплике слышалась очевидная насмешка. Неужели он выбрал работу в Бюро, потому что неспособен к теплым человеческим отношениям? Но ведь ему действительно небезразлична Фанни Мэ! Он восхищается ею и... и она может причинить ему боль, потому что он восхищается ею и чувствует по отношению к ней... чувствует то, что чувствует.
В словах Маккая прозвучали злость и боль.
- Без Бюро не было бы конфедерации Консент и не было бы необходимости в Калебанцах.
- Да, это так. Людям достаточно лишь одного взгляда на ужасного агента Бюсаба, и они узнают, что такое страх.
Это было невыносимо, но в то же время он не мог избавиться от подспудного теплого чувства к этому калебанскому существу, которое могло беспрепятственно проникать в его сознание и разговаривать с ним так, как не смел никто. Если бы он смог найти женщину, к которой ощущал подобную близость...
Воспоминание об этой части их разговора постоянно преследовало его впоследствии. Почему после стольких месяцев молчания Фанни Мэ выбрала для контакта именно этот момент - за три дня до того, как в Бюро разразился досадийский кризис? Она извлекла на свет его "я", самое глубокое ощущение самосознания. Она встряхнула это "я", а потом пронзила своим колючим вопросом: "Почему ты ведешь себя так холодно и механически в своих отношениях с людьми?"
От ее иронии было никуда не скрыться. Она заставила его выглядеть нелепо в его же собственных глазах. У него были теплые чувства, да... даже любовь, но к калебанскому существу, а не к человеческой женщине.