Все, что можно продать, старик уже продал. Он уже и весточку от сына получил: заболел, мол, оттого и задержался, но деньги заработал хорошие, на жизнь хватит с избытком. Может, и хорошие деньги, да до них еще дожить надо. Возможно, большинство односельчан охотно поддержали бы старика и уж в любом случае с голоду бы помереть не дали. Но старику претило одалживаться, жить из милости, и он делал вид, что не голодает, сколько мог. Когда же стало совсем невтерпеж, взялся за прежнее ремесло, да вот руки его подвели.
Дом у старика оказался небольшой, но уютный и чистый, хотя и обставленный крайне скудно. Старик не лгал: все, что возможно, было уже втихомолку распродано. Кенет с сожалением оглядывал пол и стены без единой украшавшей их некогда цветной ниточки. Цветной... тут-то Кенета и посетило счастливое озарение. Он подошел к груде лозняка, сваленного в углу, и внимательно осмотрел его. Обработан не совсем хорошо... впрочем, это еще можно поправить. Пожалуй, все получится.
- Ложитесь спать, мастер, - весело тряхнул головой Кенет. - Все устроится.
Старик хотел было выспросить у молодого мастера, какая ему корысть помогать беспомощному старику, но гость уже исчез за дверью. В ожидании его старик ворочался полночи и заснул засветло, так и не дождавшись.
Наутро старик проснулся от веселого бульканья. Молодой гость, судя по всему, не бездельничал: каша томно булькала в горшке, выговаривая тихое: "п-плюхх". Но каша кипела только в одном горшке. В другие окутанный паром Кенет сыпал собранные за ночь травы.
- Садитесь завтракать, мастер, - выныривая из облаков пара, весело произнес Кенет, - мне сейчас некогда.
Потом настал черед прутьев. Кенет прокрашивал их насквозь, опуская в кипящее варево, просушивал, вновь красил, снова сушил, пробовал окраску на прочность, каким-то чудом умудряясь поспевать и с домашней работой. Старик не очень понимал, что затеял вчерашний знакомец, но приходилось ждать и терпеть: другого выхода у него не было. Он пробовал продолжить расспросы, но гость то отнекивался шутливо, а то и вовсе настолько уходил в работу, что вопросов вроде даже и не слышал.
Еще через день-другой Кенет поставил перед стариком новые корзинки, совершенно невиданные: полосатые, клетчатые, оплетенные риковинным цветным узором. Ни одна сельская модница не откажется от новой корзины, пусть и лишней в хозяйстве, но такой красивой, так подходящей к ее праздничному наряду.
- Как думаете, мастер, - купят? - лукаво улыбнулся Кенет.
Корзины не просто покупали - их брали нарасхват. Таких нигде не было. Кенет сам придумал красить прутья. К тому же на площади он подглядел, в какие цвета разодеты здешние красавицы, и подобрал краску в тон.
Теперь в горшке кипело мясо. Под потолком появились связки колбас. Днем Кенет часто ходил по грибы, и весь дом украсился снизками сушеных грибов. У старика Кенет прожил немногим более недели и охотно остался бы еще на время, но он опасался подолгу задерживаться на одном месте - устав не велит. В последние два дня Кенет работал не разгибая спины, чтобы оставить старику побольше корзин.
- Уходить мне надо, мастер, - однажды вечером сказал он. Рассчитаемся, и поутру я пойду.
- Да кто тебя гонит? - удивился старик. - Живи у меня сколько хочешь.
- И рад бы, да не могу, - вздохнул Кенет.
- Что же, - сдержанно произнес старик. - Давай расчет сделаем.
И он выложил деньги на стол.
Кенет быстро отсчитал положенную ученику по закону пятую часть.
- Не много будет? - осведомился он у старика.
- Да ты что, парень! Ученическая доля... да ведь ты один и работал! И какой из тебя ученик? Нет, я не согласен. Это мне пятая часть причитается, да и того много будет, если по совести.
- Нет, так уже я не согласен! - упорствовал Кенет.