Ну так идем, что ли?
- А где он, твой Одинец?
- А в Хамовниках. Коли хочешь, и извозчика взять можно.
Данила сверкнул на Соплю глазами. Хамовники! ..
- Ткач он, что ли?
- Нет, не ткач, а у ткача избу нанимает. Место тихое, за порядком в Хамовниках строго следят, там же тебе и Москва-река, можно на лед выйти, стенки поставить, молодцов поучить. Так сейчас прямо и можно к нему пойти.
Данила молчал.
- Ты что, передумал?
Передумать он не мог по той простой причине, что учиться бою пока не собирался. Нужно было ответить округло и уклончиво - и он искал подходящие слова.
- Эге-е... - протянул Сопля. - А ведь ты к Томиле не за наукой пришел! Так я сразу и подумал! А ну, говори - зачем?
- Дело к нему есть.
- Какое дело?
- Не твоя забота, - Данила не хотел быть грубым, само получилось.
- Мало тебе тычков надавали? - осведомился Сопля. - Говори добром, что за нужда до Томилы, не то кулаками из тебя выбью! И не верти башкой - никто тебя у меня отбивать не станет! На кой ляд тебе сукин сын Томила сдался?!
При этих словах Сопля чуть развернулся - левым плечом к Даниле, чуть левую руку присогнул, правую назад отвел... И засмеялся так нехорошо, что стало ясно - будет бить, и бить жестоко.
Данила невольно стал на такой же лад.
- Вот ты как?
Правая рука Сопли, описав дугу, сверху устремилась в лицо Даниле, притом же боец ловко скользнул вперед. Если бы удар достиг цели - кулак стесал бы Даниле нос. Но парень с неожиданной для самого себя ловкостью нырнул и устремился головой вперед. В детстве случалось ему, маленькому, биться так с большими парнишками, и он вспомнил давнюю ухватку.
Сопля отмахнулся левой рукой, Данила схлопотал по уху, отлетел, чуть не сел на снег, но удержался и выпрямился.
Он был готов умереть, а не уступить!
- Данила!
Парень невольно повернул голову.
Саженях в шести стоял, только что выйдя из-за угла, Семейка.
Стоял спокойно, не желая сделать лишнего шага к попавшему в беду воспитаннику.
- Данила, блядин сын! Где тебя нелегкая носит?!
Сопля посмотрел на конюха и оскалился.
- А ты поближе подойди! Что ты издали орешь?
- Недосуг с кабацкой теребенью лаяться. Ступай сюда, Данила!
- Это кто тебе тут кабацкая теребень?
Семейка сделал один только шаг.
- Ну? Или тебя тут оставить? Всякой сволочи на потеху?
Видя, что товарищ не спешит бежать на подмогу и метать из рукава шубы глухим кистенем в лоб Сопле, Данила побрел к нему, на ходу осторожно поворачивая голову вправо и влево и пытаясь понять, есть ли в шее какое-то повреждение.
- Шапку подбери! - крикнул Семейка. - Воротись и подбери!
- Да ты кто таков?! - крикнул и Сопля. - А ну, подходи! Поглядим, на что ты горазд?
Он даже не попытался прицепиться к Даниле, который взял со снега шапку, ударил о колено, однако на голову надевать не стал, боясь потревожить битое место, а понес в руках.
- Ин ладно, - согласился Семейка. - Поглядим. Ступай ты сюда. Или от ворот отойти боишься? Все вы хороши, когда стенкой стоите, а в одиночку только сопливых парнишек бить. Ну, свет?
Это относилось уже к Даниле.
- Или я рановато пришел?
Данила молчал.
- Пошли, - сказал Семейка. - Вижу, тебя тут уму-разуму научили.
Повернулся и пошел прочь, даже не обернувшись, как будто ему было безразлично - идет за ним парень или рухнул в снег да и корчится от боли.
Данила, разумеется, побрел следом.
Черно было у него на душе, уж так черно, что чернее некуда. Вроде не больно побили - да насмешка острее ножа и крепче кулака оказалась. Насмешка, издевка, пьяное злобное реготанье!
И при том - полная невозможность ответить хоть чем-то!
Данилина гордость была сейчас - как палец, который сдуру занозили и он стал нарывать, горячо в нем и кровь так отчетливо бьется - дерг, дерг!
Гордость же у него была такая, от которой ослепнуть недолго.