Пожалели, видать, малолетку! Что ж ты к "Ленивке"-то заявился? Не знал, что тут и прибить могут - недорого возьмут?
- Я человека одного искал, - ответил Данила.
- Давай-ка уберемся отсюда подальше. Сейчас молодцы пьют да выхваляются, а потом опять на улицу выйдут - прохожих задирать.
- А не сопьются до Масленицы-то? - со злостью спросил Данила. Столько пить - последний умишко пропьешь!
- А они уж и пропили! - остроносый ухмыльнулся. - Целовальник их в долг поит, за них потом заплатят... за тех, кто в победителях окажется. Тебя что - как девку, упрашивать? Гляди - добавку получишь!
Данила встал. Все бы хорошо - да только на ходу заносило. Поняв это, нежданный благодетель обнял и довел до забора.
- Подержись-ка. Кого же ты тут в такое время искал? Кроме этих забияк, других гостей тут перед Масленицей не встретишь. А этих я всех знаю.
- А скоморохи не заглядывают?
- Заглядывают. Среди них тоже такие есть, что биться выходят. А до кого тебе нужда?
- А до Томилы.
- Которого Томилы?
Тут Данила задумался.
- Он из которой ватаги? - подсказал собеседник. - Их же много на Масленицу к Москве стягивается.
- У них там, говорят, баба за главную, - грубовато сообщил Данила. Называть вслух Настасьино имя ему не хотелось.
- Есть такая ватага, - согласился остроносый. - Кого еще там знаешь?
- Третьяка, Филатку, Лучку... - Данила отцепился от забора и сделал несколько шагов по направлению к кружалу, собеседник удержал за плечо.
- Довольно. Это Настасьи-гудошницы ватага. А на кой тебе тот Томила сдался? Ты что, в скоморохи пойти вздумал? Не возьмут!
- Почему ж не возьмут? - Данила даже обиделся. Не то чтоб ему так уж хотелось потешать народ прибаутками, этого он сроду не умел, однако слышать про свою непригодность к чему бы то ни было - тоже не мог. Его забирало за живое - и в таком состоянии он мог немало глупостей понаделать.
- Да ты на веселого не похож. Ты весь честной народ своей кислой рожей распугаешь, - собщил остроносый. - Постой, угадаю! Ты в кулачные бойцы собрался! Томила-то и сам умеет, и других учит! Вот чем он тебя, молодец, соблазнил! Что - охота на Москве-реке перед девкой покрасоваться?
Данила пожал плечами - коли человеку угодно обманываться, так всякий сам себе волен...
- Вот в бойцы ты, пожалуй, что и сгодишься...
Данила глянул на собеседника с любопытством. В этих словах было и одобрение, и даже некоторая похвала.
- Угадал! - обрадовался остроносый. - А вот к Томиле ты зря прибиться норовишь. Он тебя настоящему бою учить не станет, а поставит в стенке стоять - и век ты из той стенки не выберешься. Вот коли хочешь доподлинно бой постичь - иди к Одинцу. Он по-старому учит, он так выучит - век благодарить будешь. Его еще сам старый Трещала учил, а старого Трещалу, сказывали, тот скоморох Темирка, что еще царя Ивана кулачным боем тешил!
Это было произнесено с таким задором и бесконечным почтением, как если бы старого Трещалу и скомороха Темирку вся Москва знала.
- Ну, коли так...
- А я тебя и с Одинцом сведу! Как звать-то тебя, молодец?
- А Данилой.
- Вот и ладно. Меня зови - Сопля.
- Как?!
- Сопля! Ясно же сказано.
- А крещального имени не имеешь? - очень удивился Данила.
- А на что? Меня под этим прозваньем вся Москва знает. Как смолоду окрестили - так и пошло. Я, вишь, не плечистый, да верткий. Как на бой выхожу, только и крику - наддай, Сопля, бей, Сопля! Ну, пошли! Одинец-то тебе обрадуется.
- А чего мне радоваться?
- А он упрямых любит.
Видать, Сопля немало бойцов повидал, раз Данилино упрямство так сразу, на глазок, определил.
- Сейчас, перед Масленицей, стенки составляются, Все бойцов переманивают, подарки сулят. Думаешь, что сейчас в "Ленивке" делается? Молодцов для того и поят, чтобы они на нужной стороне кулаками махали! Чего им только не наплетут! И в других кружалах то же творится, только втихомолку.