- Ушлая девка! Так ты сейчас туда отправишься?
- А ты полагаешь, что один только Богдаш на верном пути стоит?
Желвак охаживал красивую женку по всем правилам - добивался тайного свидания. И она вроде была не прочь. Говорила даже, что есть на задворках печатни подходящее местечко, да слишком много шуму поднято из-за неведомых злодеев, всюду слоняются стрельцы и приказные. Богдаш осторожно выспрашивал - что за шум, имеет ли основание, и не Арсений ли Грек, еретик ведомый, тому виной. Женка сперва про Грека толковать не желала, видать, не по душе он ей пришелся, но при следующей встрече Богдаш ее улестил сообщила, что еретик больше всех переполохом озабочен и странные речи ведет с работниками, вроде как хочет иного о чем-то просить, да не решается.
Всякий раз, пересказывая бабьи слова, Богдаш прибавлял - "по ее дурьему разумению", а Тимофей согласно кивал. И точно - дурой нужно быть, чтобы в такое смутное для Печатного двора время все тайны случайному молодцу выбалтывать...
- Семейку с собой возьми, - посоветовал Озорной. - Я тут за вас обоих потружусь.
Семейкины сборы были недолгими. Он подергал за свисавшую на голенище алую с зеленым кисточку засапожника, словно желая убедиться, что кривому ножу в сапоге удобно, и накинул на правую кисть петлю глухого кистеня. Рукав тулупа был такой длины, что позволял обходиться без рукавиц, а для руки, которой работать кистенем, это очень важное удобство.
- А ты свой подсаадачник прихвати, - посоветовал.
Как только Данила разжился этим старым, широким, об одном лезвии, но с отточенным острием ножом, Семейка тут же и ножны смастерил, такие, чтобы удобно к поясу подвешивать. Благо кожу на Аргамачьих конюшнях не покупать! От шорного дела немало обрезков остается.
Он помог приладить орудие и показал, где должна быть рукоять, чтобы не шарить ее под шубой до морковкина заговенья.
Авдотьица, смышленая девка, дожидалась их не за конюшенной оградой и даже не у выхода, а у самых Боровицких ворот. Понимала, что коли уж конюхи занимаются таким странным делом, как выслеживание мертвого тела, так не от собственной дурости, а - по чьему-то тайному повелению. Опять же, хватало у нее ума, чтобы понять - люди, и бабы тоже, что оказывают услуги Приказу тайных дел, нищетой маяться не будут...
- Наконец-то! - сказала она. - Как поедем-то?
- Нас трое, - посчитал Семейка. - Не во всяких санях поместимся. Придется такого извозчика ловить, чтобы целые розвальни были!
Ни слова не сказала Авдотьица о том, что конюхи - на то и конюхи, чтобы своих лошадок в сани закладывать. Тайное дело - оно тайное дело и есть.
Такого извозчика они нашли не сразу. Срядились ехать до Хамовников.
- Далеко же это мертвое тело залетело... - заметил Семейка. - Точно ли туда отвезли, или оттуда, может, дальше отправились?
- Я недолго обождала, еще бы пождала, да извозчик заругался, - сказала Авдотьица, умещаясь между двух мужиков поудобнее. - Ну, с Богом, что ли?
- Эй! Ги-и-ись!!! - взвизгнул извозчик. - Ги-и-ись!!!
Москвичи слишком хорошо знали этот крик, чтобы, заслышав, не топтаться посреди улицы, а сразу отскакивать к заборам. Летом еще не так опасно, улицы неровные, в колдобинах, не разгонишься, а зимой снег все неровности сгладит, и по нему, по накатанному, сани стрелой несутся. И все-то слово "берегись! " извозчик выкрикнуть не успевает, да и незачем, и так ясно...
- Ткачи-то тут как замешались? - сам себя спросил Семейка, когда у Никольской церкви сани остановились. - Неужели парнишка отсюда сбежал? И на ночь глядя - к Красной площади, к торгу?
Хамовники были одной из тех подмосковных слободок, жители которых подчинялись непосредственно государыне. Она самолично занималась их делами, беспокоилась о порядке на улицах, выслушивала челобитные. Ткачи же, имея от нее годовой оклад жалования, заготавливали полотняную казну.