- Да воскреснет Бог и да расточатся врази его! .. Пошли отсюда, Степа!
- Уйти нетрудно, а только понадобится нам этот Ивашка Шепоткин, придем мы за ним - а его-то и нет!
Ивашка стал клясться и божиться, что никуда не денется, Марфица вышла из-за занавески, припала к мужу и своих криков добавила.
Наконец Стенька потребовал от Ивашки крест целовать, что будет сидеть сиднем на Волхонке. Тот было заартачился, да женка, торопясь заняться своим лекарским делом, выступила на стороне правосудия.
С тем Стенька вместе с приставами да со стрельцом убрался восвояси.
И уж так гордо он вышагивал во главе своего отряда, грудь выкатив, чтобы заветные красные буквы всякий встречний видел и уступал дорогу государевым служилым людям, когда к Ивашке направлялся! А как от того треклятого Ивашки возвращались - так впереди-то Трофимка Баламошный выступал, Стенька понуро сзади плелся.
На душе у него было хмуро еще и вот почему.
В сенях его задержала чересчур много о себе возомнившая женка.
- Ты, молодец, за деревянной грамотой не гоняйся. Как она появилась ни с того ни с сего, так и исчезнет, и никто ее больше не увидит. И Земскому приказу до нее дела нет.
- А ты почем знаешь?
В сенях было темно, и прочитать по Стенькиной роже, какое у него вдруг возникло гнусное намерение, женка не могла. Однако ж как-то она все уразумела.
- Ты думаешь, коли меня сейчас допросить да дыбой припугнуть, то я тебе все про ту грамоту и выскажу? Не трать времени - пуганая! А коли упорствовать станешь - глаза тебе отведу да и уйду из Хамовников, Москва велика!
- Москва велика, а вот пойду на Варварский крестец, где все корневщицы да ворожейки собираются, и живо мне расскажут, куда ты запропастилась! щегольнув своим знанием жизни, отвечал Стенька.
- А не скажут! Побоятся рассердить Устинью Кореленку! - она негромко рассмеялась. - Вот так меня и кличут - Кореленка! Запомни, молодец, может, когда и пригожусь! А теперь ступай, догоняй!
- Так что ж это за грамота?
- Не твоего ума дело. Она уже сколько-то людей погубила и еще не одного погубит, а потом и сама на долгие годы пропадет. Ступай, ступай! Те, кого она губит, сами своей погибели ищут!
С тем и вытолкала из сеней...
Шагая следом за приставами и стрельцом, Стенька обдумывал дальнейшие ходы. Теперь нужно было доложить подьячим, что Нечай пропал, а придется искать купца Перфилия Рудакова, который, судя по всему, и собирался показывать парню деревянную грамоту.
Навстречу ярыжке с приказного крыльца сбежал сослуживец, ярыжка Захар.
- Где тебя носит! - крикнул он. - Тут у нас такое делается! Меня за тобой посылали - так за тобой с собаками не угонишься!
- А что стряслось?
- Мертвое тело пропало!
- Какое еще тело?
- Да парнишка тот! Приходили какие-то два человека, смотрителя, Федотку, по башке треснули да и вынесли тело в рогожке! И поминай как звали!
* * *
- Данила! Выгляни-ка, свет!
- Тут по твою душу!
- Принарядись-ка!
- Личико умой!
- Кудерьки расчеши да пригладь!
Недоумевая, с чего бы товарищи его зовут так несуразно, Данила как был, со скребницей и щеткой, вышел из стойла, где наводил блеск на аргамака Байрамку. Хорош был Байрам, по-своему разговорчив - всяко умел показать, чего ему надобно. Данила уже мечтал, как он летом, когда многих аргамаков уведут туда, где будет угодно поселиться государю, выпросит у старших позволения хоть раз проездить этого красавца, испытать его резвость и понятливость!
- Да пригладь космы-то! - прикрикнул на него Тимофей, причем не шутя. - У тебя, поди, полная башка конской шерсти и всякой дряни! Гляди на аркане в баню сволоку!
- Дьяк, что ли, ко мне пожаловал? - спросил Данила, положив щетку со скребницей на узкую лавочку и обеими грязными руками обжимая на голове свои легкие пушистые волосы, норовящие закурчавиться на висках.