- И что смотритель?
- Вот, говорит, других парнишек нет. Поглядела я на него, Данилушка, веришь ли - слезы на глаза навернулись. Лежит, личико беленькое, волосики светленькие, рубашечка на нем вышитая... Знаешь ли что, Данила? Он дома был любимый сынок! Его чистенько водили! Значит, и мать должна сыскаться! Коли жива!
- Постой, постой! Ты что это говоришь?
- А то и говорю! Не из нищего житья парнишечка. И коли никто его не ищет - уж не порешили ли его родителей? Их убили, а он убежал, забился куда-нибудь со страху, да и замерз!
- Ого! - такое ни Даниле, ни конюхам на ум не приходило.
Вот тут уж концы с концами сходились. Старшие - родители ли, опекуны ли, - ввязались в темное дело с деревянной грамотой, из-за которой в трех шагах от Кремля чуть подьячего не убили. Может, и было где-то за высоким забором побоище, а парнишка успел убежать, да и книжицу с собой унес? За ним погнались и...
- И впрямь ты разумница! - убежденно сказал Данила. И тут же крепко задумался.
Как выяснить - было ли на Москве той ночью такое убийство, что бабу с мужиком и всех домочадцев злодеи порешили, а одно дитя пропало без вести?
Это могли знать только в Земском приказе - да и то вряд ли.
Хорошо, коли та семья с соседями ладно жила. Бабы чуть ли не каждый день друг к дружке в гости бегают - сразу злодейство и обнаружат. А если жила на отшибе? Тихо за бревенчатым забором - и слава Богу, скажут соседи. Время зимнее, печь остынет - мертвые тела и пролежат на холоде седмицу-другую, пока кто-то все же не догадается заглянуть.
С таким вопросом нужно было прежде всего бежать к Тимофею, Семейке и Желваку.
- Разумница, - согласилась Авдотьица. - Да только никто замуж не берет!
- Погоди, найдется и на тебя управа, - убежденно сказал Данила. - Тебе сколько лет-то?
- А двадцать второй годок пошел. Перестарочек!
Человек, более навычный с девками обращаться, сразу бы понял - такими веселыми словечками Авдотьица с парнем заигрывает. Но Данила только и знал, что краткую любовь Федосьицы, к тому же, голова у него сейчас вовсе не девичьим баловством была занята.
- Так это и неплохо, - в лад отвечал он. - Стало быть, ты уже не переборчивая, кто посватается - за того и пойдешь.
Авдотьица вздохнула.
И было с чего вздыхать! На торгу всякого народу довольно, и больших, и малых, а она идет - и на всех-то свысока глядит! Вот ведь Бог наказал не иначе, за родительские грехи...
- Ты не охай! Вот увидишь - и зимний мясоед кончиться не успеет, как жених посватается! - пошутил Данила.
Зимнего мясоеда всего-то оставалось две с небольшим седьмицы. А на Масленицу уже не сватаются и не венчают, потом - Великий пост, и все дела такого рода откладываются чуть ли не до Троицы.
- Ну, из твоих бы уст - да Богу в уши! - Авдотьица очень внимательно поглядела на парня. - Выйдет по-твоему - с меня подарок!
- Да что я тебе, бабка-ворожея?
- Не за то.
А за что - не сказала. Рассмеялась тихонько, махнула рукой - да и ушла в толпу.
Удерживать ее Данила не стал. У нее - в бане дела, ему - на конюшню бежать.
Нога побаливала. Но как мог - так и добрался.
Там его ждал Тимофей Озорной.
- Ну, как твой розыск?
Данила пересказал, что услышал от Авдотьицы.
- Разумница девка, - согласился Тимофей. - Но коли так - то и не придет никто за парнишкой.
- Авдотьица - не святое Евангелие, может и ошибиться, - возразил Данила. - Надобно каждый день проверять, не явился ли кто!
- И ее каждый день подсылать? Или ты сам убрусом башку обмотаешь и поплетешься, благо усов с бородой нет? - высказав такую мысль, Тимофей громко вздохнул и завершил загадочно: - А ведь придется!
- Чио придется? Мне - бабой рядиться? - изумился Данила.
- Нет, Авдотьицу подсылать.
- И платить ей всякий раз?
- Придется и платить...