Здесь вокруг столько людей, которые взяли на свою совесть нечто более страшное, чем убийство. — Пойдем, Фелипе… — обернулась она к писателю. — До свидания, сеньор!
Она взяла Мендосу под руку, и они направились к выходу.
Я почувствовал горький привкус во рту.
15
В отеле меня ожидал мрачный полицейский. Он назвался Карлосом Гусманом и предъявил свое удостоверение.
— Речь идет об угрозе в ваш адрес, — заявил он на сносном английском и ограничился этим утверждением.
— Продолжайте, — сказал я.
— Якобы некий Хосе Дальбан… — добавил он и снова замолчал.
— Послушайте, — не выдержал я. — Говорить — так говорить, иначе мы не кончим.
Он огляделся вокруг. В холле было немноголюдно.
— Что ж, хорошо, сеньор, — шумно вздохнул он. — Я думал, вам больше по душе, чтобы наш разговор не привлекал внимания… Но как вам будет угодно. Мы не можем начать следствие на основании ваших ничем не подтвержденных косвенных улик.
— Иного я и не ожидал, — резко ответил я.
Он выглядел недовольным.
— Мы не сомневаемся в истинности ваших слов, сеньор. Но сеньор Дальбан — слишком известный и уважаемый человек…
— Особенно полицией! — Мне вспомнилось замечание Эижерса, и я решил сделать пробный ход. — Уважаемый настолько, что вы закрываете глаза на все его махинации?
Гусман покраснел.
— Ваши слова несправедливы, — приглушенно ответил он. — Сеньор Дальбан занимается экспортно-импортными операциями и…
— Сбытом запрещенных товаров, контрабандой.
Я был почти уверен, что главным источником доходов Дальбана является марихуана или нечто в этом роде, поэтому ответ Гусмана меня удивил.
— Сеньор, — сказал он, укоризненно покачав головой. — Ваша честь — католик?
Я пожал плечами и ответил, что нет. Гусман вздохнул.
— А я верующий, таких, как я, обычно называют ярыми приверженцами католической церкви. И все же я не стал бы осуждать сеньора Дальбана за то, чем он занимается… Я выходец из многодетной семьи, и в детстве мы очень часто голодали.
Я понял, что промахнулся.
— Что же это за темный бизнес? — осторожно спросил я.
Гусман снова посмотрел по сторонам.
— Сеньор, в католической стране это считается бесчестным делом, но…
Я невольно рассмеялся, вспомнив внушительный вид и деланные манеры Дальбана.
— Не иначе, Дальбан занят продажей противозачаточных средств?
Гусман спокойно ждал, пока мое лицо снова станет серьезным.
— Они ведь не запрещены, сеньор, — решил успокоить он меня. — Они… скажем так, непопулярны в определенных влиятельных кругах. Но мы, по крайней мере многие из нас, находим, что он оказывает людям хорошую услугу.
— Что ж, прекрасно. Согласен. Но он все же был у меня и заверил, что если я не уберусь по собственной воле, то меня заставят сделать это силой.
Гусман сидел с несчастным видом.
— Сеньор, мы готовы предоставить вам личную охрану, если хотите… Полицейского, который день и ночь будет находиться возле вас. У нас есть крепкие ребята, хорошо подготовленные. Нужно только ваше согласие, и мы вам выделим любого из них.
Какое-то время я колебался. Вероятно, я и согласился бы, если бы не вспомнил полицейского, который отобрал деньги у нищего паренька.
— Нет, — ответил я. — Из рядов вашей полиции мне охрана не нужна. И даже скажу вам почему.
Он с невозмутимым видом выслушал меня; Когда я замолчал, он едва заметно кивнул.
— Я знаю об этом случае, сеньор. Того молодчика на следующий день уволили со службы. Он вернулся в Пуэрто-Хоакин, может, ему удастся устроиться докером. Он единственный кормилец в семье. Отец погиб во время пожара. Но и нищий, которого он хотел ограбить, возможно, тоже был единственным кормильцем в своей семье.
Он поднялся.
— Я доложу шефу. Приятного вечера, сеньор Хаклют.
Я ничего не ответил.