Мне понадобились многие годы труда, чтобы достичь нынешнего положения, разрыв столь завидного контракта послужил бы основанием заподозрить меня в профессиональной несостоятельности. Никто и не подумал бы поинтересоваться его причиной. Да и в финансовом отношении я не очень мог себе такое позволить, хотя конкуренция среди специалистов на моем уровне — а я считался экспертом высшего класса в данной области — не так уж велика, чтобы остаться без работы.
Взвесив все «за и против», я постарался выделить самое важное. Откажись я от контракта, вероятнее всего, Энжерс получит распоряжение от правительства решить проблему по своему усмотрению, а вернее, в соответствии с желанием наиболее влиятельных кругов. А добра от Энжерса ждать не приходится.
«В конечном счете, — сказал я себе, — совесть не позволяет тебе умыть руки». Что бы то ни было, долг призывал меня выполнить эту работу как можно лучше, не причинив никому вреда, а если последнее нереально, то так, чтобы пострадало как можно меньшее число людей.
Когда я вошел в кабинет, Энжерс, холодно поздоровавшись со мной, сразу же без обиняков спросил:
— Где вы сейчас были, Хаклют?
— В гостях у друзей, — небрежно ответил я. — А что?
Я с удивлением посмотрел на него.
— С каких пор вы считаете Марию Посадор своим другом? Ведь вам же ясно было сказано, чтобы вы избегали знакомства с ней.
— Итак, вы следите за мной. Я это подозревал. Вы что же думаете, я не в состоянии заниматься работой и буду отсиживаться в барах, если меня не контролировать? Если так, к черту! Найдите себе кого-нибудь другого! Но я уж позабочусь, чтобы ни один из моих мало-мальски знающих коллег не оказался на моем месте.
Резкость моего тона явно подействовала. Энжерс с глубоким вздохом откинулся в кресле.
— Послушайте, Хаклют, ведь вы же не знаете ситуации здесь, в Вадосе, иначе бы вы боялись сеньоры Посадор, как чумы. Должен признаться, мы в самом деле не упускаем вас из виду, но в ваших же интересах. Не исключена попытка вас… э… э… убрать. Ведь для Тесоля, Фрэнсиса и прочих бунтарей из народной партии вы представляете действительную опасность.
— Клянусь, если бы мне прежде, чем заключить контракт, сказали, что я послужу футбольным мячом в игре двух политических партий, я бы и шагу не ступил в Агуасуль, — заявил я. — Я серьезно думаю о том, чтобы разорвать контракт!
Я говорил совершенно искренне и, будь у меня под руками официальный документ, порвал бы его в клочья.
— Прошу вас, успокойтесь! — воскликнул Энжерс. — Уверяю вас, пока вы выполняете работу, которую мы вам доверили, вы — вне опасности. Но вы пренебрегаете просьбой оставаться объективным, непредубежденным специалистом. Сеньора Посадор — красивая, умная женщина, не сомневаюсь, она может произвести впечатление. Но позвольте сообщить вам то, чего она сама, вероятно, о себе не расскажет. Ее супруг был политическим противником Вадоса на президентских выборах. После победы Вадоса, узнав о своем поражении, он застрелился.
У меня заломило затылок.
— Продолжайте, — сказал я, доставая сигарету.
— Да… э… э. Впрочем, иного трудно было и ожидать. В ту пору, двадцать лет назад, сеньора Посадор была совсем молода, только вышла замуж… Совершенно очевидно, что смерть мужа не могла не повлиять на ее рассудок, она очень неуравновешенна, поступки ее трудно предсказуемы. Вскоре после тех событий она вместе с несколькими сторонниками мужа покинула страну, и долгое время из-за границы сыпались ее угрозы и клевета. Со временем все, конечно, поняли, что в ее обвинениях нет ни толики правды. Кончилось тем, что лет пять назад Вадос предложил ей снова вернуться в Агуасуль.