Всадник, ожидавший под деревьями, пришпорил коня и направился к лагерю. Он приблизился, и оказалось, что это невысокий, худощавый молодой человек. Посланник принца не очень грациозно сидел на лошади - чувствовалось, что он привык иметь дело с лошадьми, трудившимися на земле. Всадник подъехал еще ближе, и Кадфаэль, вместе со всеми взволнованно наблюдавший за ним с верхушки дюны, издал глубокий вздох. Он увидел порыжевшую черную рясу бенедиктинца и сосредоточенное молодое лицо брата Марка. Вот уж действительно мирный человек, посланник епископов, а теперь - принцев! Можно не сомневаться, что он выпросил у Овейна это поручение, убедив того, что целесообразнее послать человека, которого нельзя заподозрить в корыстных намерениях и который ничего не приобретает и не теряет, кроме собственной жизни и свободы. Человека, чье смирение сможет стать заколдованным щитом между гордыней других.
Брат Марк добрался до ограждения лагеря, и стражники отступили в сторону, пропуская его.
В палатке Отира, куда битком набились командиры его войска - все остальные собрались снаружи, - брат Марк произнес то, что намеревался, частично от себя лично, частично по поручению Овейна. Инстинктивно почувствовав, что эти флибустьеры пользуются правом голоса в советах своих предводителей, он говорил громко, чтобы было слышно и всем столпившимся у палатки. Кадфаэль подобрался поближе, чтобы не упустить ни слова, и никто не возражал против этого. Он здесь в плену и по-своему так же обеспокоен происходящим, как и все они, а потому имеет право послушать.
- Милорды, - произнес Марк после внушительной паузы, - я попросил послать меня сюда для переговоров, потому что я не имею никакого отношения к конфликту, из-за которого вы прибыли в Уэльс. Я безоружен, и у меня нет в этом деле никакой корысти, но и вы, и я, и все здесь могут потерять очень многое, если дело кончится бессмысленным кровопролитием. Я слышал обвинения обеих сторон, но не приведу ни одного. Я скажу лишь, что сожалею о вражде и ненависти между кровными братьями, а также между народами и считаю, что все споры должны разрешаться без кровопролития. И что касается принца Гуинеддского, Овейна ап Гриффит ап Синана, вот что он поручил мне передать. Эта ссора касается только двоих, а всем остальным лучше оставаться в стороне. Овейн Гуинеддский просил меня сказать, что, если его брат Кадваладр обижен, пусть он явится и обсудит это с глазу на глаз. Ему обещана безопасность во время этой встречи.
- И я должен поверить ему на слово, не попросив никаких гарантий? спросил Кадваладр. Однако, судя по довольному блеску глаз, ясно было, что он удовлетворен таким ходом событий.
- Вы же прекрасно знаете, что можете верить на слово, - просто ответил Марк.
Да, он знал. Это знали все. Ирландии часто приходилось иметь дело с Овейном Гуинеддским, и не всегда на почве раздоров. У него там была родня, и в Ирландии его ценили так же высоко, как в Уэльсе. Кадваладр старался не выдать своей радости. Значит, Овейн внял предупреждению, увидев, какое войско он привел, и готов помириться.
- Известно, что мой брат человек слова, - милостиво признал Кадваладр. - Пусть он не думает, что я боюсь с ним встретиться лицом к лицу. Разумеется, я приеду.
- Подождите, подождите! - Отир, до сих пор молча слушавший, шевельнулся, и скамья затрещала под его весом. - Не так быстро! Пусть эта ссора возникла между двумя, но теперь мы тоже в нее замешаны. Нас пригласили на условиях, которых я буду придерживаться и которых придется придерживаться и вам, мой друг. Если вы согласны рискнуть своими благами, положившись на чье-то честное слово, без всяких гарантий, то я не согласен рискнуть своими. Если вы отправляетесь в лагерь Овейна, я требую, чтобы здесь остался заложник, и это будет гарантировать ваше возвращение.