— Волнуешься? — спросил он за завтраком.
Еще не рассвело, и столовая утопала в маслянистых весенних сумерках.
— Меня не дорога волнует, а то, что мы едем в логово протестантов.
Ричард посмотрел на меня и улыбнулся:
— Но если бы я не взял тебя с собой, ты бы меня не простила, — то было утверждение, а не вопрос.
— Вам досталась крайне любопытная жена, виконт Стенсбери.
Я смотрела на него и видела все того же Ричарда, которого, кажется, успела полюбить. Ничего не изменилось в его поведении и отношении ко мне, а когда у мужчины появляется другая, именно это и происходит, пусть даже на первый взгляд и незаметно.
— Да уж, — согласился он и отпил вина. — Настолько любопытная, что штудирует мою почту не хуже церковных перехватчиков. — Ричард выразительно посмотрел на меня и сомнений не осталось. Он имел в виду то самое письмо.
Не так я представляла себе момент нашего разговора, но, увы, как это часто бывает, обстоятельства внесли свои коррективы.
— И была удивлена, что мой муж не сказал мне о нем ни слова, — в том же духе ответила я. — Если, конечно, ему нечего от меня скрывать.
В столовой повисла тишина. Внешне я оставалась спокойной, но внутри натянулась как струна. Вне зависимости от того, каким будет ответ, мне не хотелось ударить в грязь лицом.
— Ты уже, верно, и сама поняла, что это письмо от женщины, — Ричард поднялся из-за стола. — Но уверяю тебя, Лиз, поводов для ревности нет. И все же пусть ее имя останется пока в секрете.
Любая нормальная жена в таком случае устроила бы благоверному знатную взбучку, но я, очевидно, была ненормальной. Впрочем, наши с Ричардом отношения, как выяснилось, вообще далеки от обычных, так что…
— Ну, ты и прохвост, Стенсбери.
— Не больший, чем ты, дорогая, — спокойно ответил он. — А теперь заканчивай завтрак и одевайся. Нам пора выезжать.
Впору было обидеться на него, но я, к удивлению своему, оставалась спокойной. Хотя было, конечно, досадно, что Ричард опять счел за лучшее оставить меня в неведении. Интересно, как бы он отреагировал, если бы мы поменялись местами?
Изначально я планировала взять с собой Мэгги, но Ричард запретил, объяснив это тем, что лишние глаза и уши нам ни к чему. Меня это даже обидело, ибо за компаньонку я ручалась как за саму себя. К тому же в дороге без помощницы будет тяжело — взять хотя бы то, что мне придется самостоятельно шнуровать корсет [1].
— Я не сомневаюсь в честности твоей служанки, — заверил Ричард, — иначе бы давно выставил ее за порог. Но там, куда мы едем, лучше обойтись без свидетелей.
У меня уже не осталось никаких сомнений в том, что направлялись мы прямиком в протестантское логово, и нам предстояла встреча с неким очень влиятельным человеком. Могла ли я, простая девушка, когда-нибудь представить, что буду участвовать в подпольных интригах? Что мой дом станет укрытием для церковников в бегах и мне придется вести двойную игру? Конечно, нет.
И что странно — раньше, окажись я в подобной ситуации, то непременно испугалась бы, но сейчас не испытывала страха. Мною овладел азарт, я чувствовала, что делаю что-то важное и полезное, хотя не и не была противницей католичества. Скорее напротив, я была бы счастлива, если бы в Англии не притесняли людей за их убеждения, ведь в самом деле — какая разница, как именно ты почитаешь Бога, если при этом остаешься хорошим человеком?
А еще мне нравилось то, что я могла спокойно делиться своими размышлениями с Ричардом. Немногие мужья позволяют женам открыто выражать собственное мнение. По уверению большинства женщина должна быть мила и покладиста, держаться за спиной супруга и по возможности не отсвечивать вовсе. Мне это казалось вопиющей несправедливостью. И, кто, интересно, решил что мы, женщины, хуже? По-моему это вообще несусветная глупость делить людей на «хороший» и «плохой» пол — все в первую очередь зависит от личных качеств человека. И в этом плане мне очень повезло с Ричардом, ибо он видел во мне не только красивое дополнение или нечто вроде говорящего предмета интерьера, но, в первую очередь, личность. Личность со своими стремлениями и убеждениями. И за это я была готова поддерживать его, даже если весь мир ополчится против.
Путь в Хартфордшир занял больше двух недель. Это оказалось дольше, чем планировали, но меньше, чем могло бы быть, учитывая отвратительное состояние дорог по всей Англии. За всю свою жизнь я не так уж много путешествовала, но однажды в детстве, Эбигейл отвезла нас с Томасом к своей дальней родственнице в Кент.
Тогда еще на троне сидел король Генрих, про которого, конечно, можно сказать много нелестного, но вот тракты при нем были на порядок лучше.
— Лучше бы вместо того, чтобы наводнять страну испанцами, она позаботилась бы о дорогах, — пробормотала я, когда экипаж тряхнуло на очередной колдобине.
За время пути мой зад (не постесняюсь этого слова) должно быть, превратился в синяк, несмотря на то, что сиденье устелили подушками. И это не считая таких мелочей, как пролитое вино, рассыпанные по полу бусины, когда в недобрый час мне приспичило заняться рукоделием и прочее.
Я никогда не любила постоялые дворы, но в эту поездку жесткие кровати и насквозь продуваемые комнаты гостиниц казались мне королевскими покоями. А еще была во всех этих неудобствах какая-то своя, особенная прелесть. Видимо, дух путешествий все же жил во мне, как бы ни старалась Эбигейл его вытравить.
***
Утром пятнадцатого дня мы, наконец, пересекли границу Хартфордшира, а в месте назначения оказались лишь к вечеру. Я видела, как росло волнение Ричарда, и не знала, что было тому причиной. Прежде, в любых ситуациях он сохранял спокойствие, но сейчас явно нервничал.
— Видимо, затевается нечто действительно серьезное.
— Я не хотел втягивать тебя в это, — повторил он, — но сейчас отступать уже поздно.
Когда окончательно стемнело, мы оказались у каменных стен. За ними возвышалось здание, но определить его размеры было трудно — я видела лишь, что оно достаточно большое, больше Фитфилд-Холла, но до замка все же не дотягивало.
У ворот дежурили люди с факелами. Нас явно давно ждали. Кучер остановил экипаж.
— Ну, вот и приехали, — Ричард улыбнулся, взял меня за руку и помог выбраться наружу.
От долго сидения ноги затекли и, оказавшись на земле, я болезненно охнула. Тем временем один из дозорных направился в нашу сторону.
— Приветствую тебя, Стенсбери, — он пожал Ричарду руку. — Мы ждали вас днем. Миледи, — он повернулся в мою сторону и учтиво поклонился. — Леди Элизабет, не так ли?
— Совершенно верно, сэр, — ответила я, протягивая ему руку для поцелуя. — Мое имя вам известно. Могу я узнать ваше?
— Роберт, — представился он.
Он казался очень воспитанным и обходительным, но я хорошо знала такой тип мужчин — при дворе их пруд пруди. Улыбаются, говорят комплименты и ловко кружат головы юным девам. Слава Богу, что в свое время Эбигейл научила меня, как взаимодействовать с такими, как новый он.
— Благодарю, что встретили, сэр Роберт. Это ваш дом? — во всяком случае, вел он себя как хозяин.
Ричард и новый знакомый посмотрели друг на друга и рассмеялись.
— Ну, что вы, миледи. Я всего лишь скромный гость, которому доверили честь встретить вас. Ну, пойдемте же.
Нас провели за ворота и далее по широкой длинной аллее, ведущей непосредственно к дому. Подойдя ближе, я поняла, что прогадала с размерами — от центральной части уходили вбок еще два больших крыла, а судя по количеству труб позади, это был вполне себе добротный замок.
По обеим сторонам дороги раскинулся ухоженный сад, даже сейчас, когда ничего еще не цвело и не зеленело, было видно, что за ним ревностно следят.
— Добро пожаловать в Хэтфилд-Хаус, — сказал Роберт, когда мы подошли к крыльцу.
Из пустого холла нас провели в гостиную, где уже ждал накрытый стол и несколько слуг. В помещении царил мягкий полумрак — верхние свечи в канделябрах не горели, и единственным источником света был тлеющий камин высотой больше человеческого роста.