Впоследствии доктор Маннон предложил лечение, хотя и рискованное, но вполне допустимое и явно показанное пациенту. Вы отказались что-либо предпринять. Патологи разработали вещество, способное за считанные часы вылечить пациента, но вы не захотели использовать даже это средство!
Обычно я не обращаю внимания на слухи и сплетни в Госпитале. - О'Мара повысил голос. - Но когда эти слухи становятся столь настойчивыми, особенно среди медсестер, которые знают, о чем говорят, я вынужден обратить на них внимание. Мне стало совершенно ясно, что, несмотря, на постоянное наблюдение, частые осмотры, многочисленные образцы, что отправлялись вами в патологодиагностическую лабораторию, вы ровным счетом ничего не сделали для пациента. Он умирал в то время, как вы делали вид, что лечите его. Вы были так перепуганы возможными неблагоприятными последствиями для себя, что оказались не в состоянии принять простейшее решение.
- Нет, - возразил Конвей. Обвинение задело его, хотя и было необоснованным из-за недостатка информации. Гораздо хуже слов было выражение лица О'Мары - на нем читались гнев, скорбь и разочарование в человеке, которому он доверял и как профессионалу, и как другу и который его так жестоко подвел. О'Мара корил себя не меньше, чем Конвея.
- Осторожность можно довести до абсурда, - продолжал он почти грустно. Иногда приходится быть смелым, если надо принять рискованное решение, вы должны принять его и стоять на своем, как бы...
- А что же, вы полагаете, черт возьми, яростно воскликнул Конвей, - я делают!
- Ничего, - ответил О'Мара. - Ровным счетом ничего!
- Правильно! - крикнул Конвей.
- Дыхание исчезло... - тихо сказал Приликла.
Конвей повернулся к пациенту и нажал кнопку звонка, вызывая Курседд.
Затем спросил:
- Сердце? Мозг?
- Пульс участился. Эмоциональное излучение несколько усилилось.
Появилась Курседд, и Конвей начал давать указания. Ему нужны были инструменты из соседней операционной ДБЛФ. Он уточнил: никакой асептики, не нужна и анестезия. Лишь большой набор режущих инструментов. Сестра исчезла. Конвей вызвал лабораторию патологии и спросил, какой коагулянт они могут рекомендовать для пациента, если потребуется длительная операция. Они обещали прислать препарат через несколько минут. Как только Конвей отошел от интеркома, О'Мара заговорил снова:
- Вся эта ваша бурная деятельность - одно очковтирательство, она ничего не доказывает. Пациент перестал дышать. Если он еще не мертв, то настолько близок к этому, что здесь почти нет разницы. И вы за это в ответе.
Конвей покачал головой.
- Я не могу сейчас объяснить вам всего, но буду очень признателен, если вы свяжетесь со Скемптоном и попросите его не торопиться. Мне нужно время, но сколько именно - не знаю.
- Не знаете, когда поставите на этом крест, - зло сказал О'Мара, но тем не менее подошел к интеркому. Пока он добивался связи, Курседд вкатила столик с инструментами. Конвей установил его рядом с пациентом, затем через плечо бросил О'Маре:
- Подумайте вот над чем: последние двенадцать часов из легких пациента выходил совершенно чистый воздух... Пациент дышит, не видоизменяя состав воздуха в организме...
Наклонясь к больному, он приложил стетоскоп. Удары сердца участились, тоны усилились, но пульс оставался нерегулярным. Доносившиеся сквозь толстую твердую оболочку, покрывшую коркой все тело, звуки казались гулкими и искаженными. Конвей не был уверен, биение ли это сердца или что-то еще. Он не знал, нормальное ли это состояние или нет.
- Что вы несете?! - прервал ход его мыслей О'Мара. Конвей понял, что размышляет вслух. - Не хотите ли вы сказать, что пациент вовсе не болен?..
- Мать перед родами может страдать, но ее не назовешь больной... рассеянно отозвался Конвей.
***
- Конвей! - О'Мара с так