— А шерсть — от глупости, — разозлился Карло.
Нинель посмотрела на него в упор. В ее глазах наконец появились огонечки.
— Похоже на правду.
Ева прыснула.
— Работайте, работайте, — строго сказал Карло. И скорчил страшную рожу. — Не то вахухлик вам задаст!
— Пусть по... по-пробует.
— И что тогда по-получится?
— А по-получит по-по этому самому по месту. Нас уже не очень-то попо-пугаешь, па-папаша Карло. Навидались.
— Тогда ладно. Тогда я пойду по-погуляю.
* * *
Маленький Павлик крутил педали в тренажерном зале. Стрелка амперметра едва-едва отклонялась от нуля.
— Ладно, отдохни, — сказал Карло, кладя руку на худенькое плечико.
— А как же дневная норма?
— Если б ты ел как следует, может, и выполнил бы. Иди, вечером я за тебя покручу.
— Спасибо, — тихо сказал Павлик. — Я буду есть. А что на завтрак?
— Концентраты.
— Опять...
— Вечером будет жареная картошка. И бобы.
— Скорей бы вечер. Как Артур?
— Пока ничего.
— Ничего нового?
— Это уже хорошо.
— Что же хорошего?
— Не вешай носа, парень.
Павлик тут же опустил голову. Карло взял его за подбородок и заглянул в глаза.
— Ну, что тебе померещилось? Рассказывай.
— Вахухлика я видел. Это правда.
— А меня почему не позвал?
— Он запрещает.
— Вот еще новости! Какой-то вахухлик раскомандовался! Тебе кто друг — он или я?
Павлик еще ниже нагнул голову и засопел.
— Тебе бы такого друга! Он... он знаешь, какой? Лохматый. Я не виноват, что вахухлик ко мне цепляется...
— Ну-ну, — сказал Карло. — Сегодня будешь спать в моей комнате, хорошо?
Павлик обрадованно кивнул.
— Посмотрим на твоего вахухлика, — сказал Карло. — Не грусти, Паоло! Будь мужчиной.
— Мне еще рано, — серьезно сказал Павлик. — Да и не получится.
— Почему? Знаешь, что главное в мужчине?
— Нет. А что?
— Уметь посмеяться над своим вахухликом. У каждого есть свой вахухлик.
— И у тебя?
— Конечно. Только редко появляется, засмеял я его. Знаешь, он теперь чистит зубы.
— Кто, вахухлик?
— Ага. Приходи, покажу его зубную щетку.
— Ну ты даешь!
* * *
Установки искусственной тяжести на планетах применять нельзя, потому что окружающие породы стягиваются к центру гравитационного поля, образуя компактную массу. Все это начинает медленно погружаться в поверхностный слой вместе с постройками и скалой, на которой должны располагаться гравитроны. Да и энергии требуется огромное количество. По этим причинам на базе действовало только естественное притяжение Эстабриона, который к планетным гигантам отнюдь не принадлежал.
Точно рассчитанным движением Карло оттолкнулся от пола, взлетел до потолка, оттолкнулся от него, опустился на пол, вновь взлетел. И так — четыре раза. Ровно столько требовалось, чтобы пройти «кузнечиком» коридор перед госпиталем. Усилием воли он заставил себя открыть дверь с надписью «Посторонним в...». Надпись эта давно стала лишней, в госпиталь никто по доброй воле не заходил. Потому что редко кто выходил в добром здравии.
Перед стеклянной перегородкой сидела Дженни и заплетала косу. Глаза у нее были заплаканные.
— Перестань, — сказал Карло — Первый раз, что ли?
— А если он все время маму зовет, — всхлипнула Дженни, — тогда что?
— Ничего. На вот, выпей.
— Порошковое?
— Какое еще? Коров у нас нет.
— А что у нас есть?
— Надежда.
— Ее нельзя есть.
Карло не ответил. Он подошел к прозрачной перегородке. За ней поместили Артура. Артур лежал с открытыми глазами, но эти глаза уже два дня ничего не видели. Вторые сутки без сознания. Перитонитом это называлось. И ни одного врача на всем Эстабрионе. И никакой связи с Кампанеллой.
Сквозь открытую дверь из коридора послышался скребущий звук. Дженни взорвалась.
— Да скажи ты ему! Второй раз приходит. Ангел ночи!
Карло выглянул. Так и есть.